Гай Кей - Львы Аль-Рассана

Наверное, ничто и никогда уже не сможет проникнуть в его сознание.

— О, милостивый Джад! — услышал он чей-то голос. Рамиро, король Вальедо. — О, только не это, ради всего святого!

Родриго поднял глаза. Голос короля прозвучал как-то особенно.

Приближались новые всадники с факелами. С севера. Не отряд короля, который встретил их у реки и городских стен. С другой стороны. Знамена Вальедо, освещенные пламенем.

Они подъехали и остановились. Он увидел королеву Вальедо, Инес.

Увидел, как его жена спрыгнула с коня и остановилась, глядя прямо на него, не двигаясь. Беззащитная.

Он не понимал, почему Миранда оказалась здесь. Почему все они оказались здесь. Но ему надо шевелиться, постараться оградить ее, хоть немного, от всего этого. Если сможет.

Осторожно, очень осторожно, он снова опустил Диего на холодную землю и встал. Одежда его пропиталась кровью, он, спотыкаясь, пошел к Миранде среди костров и убитых.

Он ладонями потер глаза, лицо. Казалось, его руки принадлежат кому-то чужому. Нужно найти какие-то слова, но их не было. Это сон. Он никогда больше не проснется.

— Прошу тебя, скажи мне, что он только ранен, — очень тихо произнесла его жена. — Родриго, пожалуйста, скажи, что он всего лишь ранен.

Он открыл рот и закрыл его. Покачал головой.

Тогда Миранда закричала. Имя. Только имя. Так же, как раньше это сделал он. Этот крик пронзил его, словно копье.

Он протянул руки, чтобы обнять ее. Она пробежала мимо него, туда, где лежал Диего. Теперь вокруг него собрались Другие люди. Обернувшись, Родриго увидел, что Джеана уже там. Она стояла на коленях рядом с его сыном. Еще один человек из отряда королевы, которого он не узнал, стоял с другой стороны. Миранда остановилась рядом с ними.

— О, пожалуйста, — произнесла она жалким голосом, которого он никогда раньше не слышал. — Пожалуйста.

Она опустилась на колени рядом с Джеаной и взяла руки Диего в свои ладони.

Он увидел, что Фернан возвращается от реки с ибн Хайраном. Наверное, он услышал крик матери. Теперь Фернан плакал, лицо его было искажено горем. Ветер насквозь продувал его.

Только сегодня утром, по дороге в Фезану, Родриго Бельмонте, если бы его спросили, ответил бы, что мир — трудное место, но интересное, и назвал бы себя человеком, которого бог благословил превыше его заслуг любовью, дружбой, и делом, достойным мужчины.

Но сегодня утром у него еще было двое сыновей.

Он вернулся туда, где лежал Диего. Кто-то — кажется, король, — набросил свой плащ на изувеченное тело Гонзалеса де Рады, лежащее рядом. Фернан стоял за спиной матери. Он не искал утешения, понял Родриго. Он стоял очень тихо и плакал, положив руку на плечо Миранды, и смотрел на брата. Ему тринадцать лет.

Джеана закончила осмотр и подняла взгляд на Родриго.

— Он не умер, но, боюсь, умирает. — У нее было бледное лицо, а одежда еще мокрая после реки. Все это так походило на сон. — Родриго, мне очень жаль. Удар проломил ему голову, вот здесь. Слишком сильный удар. Он не очнется. Это будет быстро. — Она взглянула на сидящую рядом женщину, которая держала руки своего ребенка. — Он… ему сейчас не больно, госпожа.

Однажды, в Рагозе, ему приснился сон, такой странный сон, как обе они, Миранда и Джеана, стоят где-то на закате. Никаких разговоров или ясных деталей, просто стоят вместе на закате дня.

Однако здесь было темно, и они стояли на коленях на земле. Миранда ничего не ответила, не шевельнулась, она смотрела на сына. Потом она все же пошевелилась, освободила одну руку и приложила ее, очень осторожно, к разбитой голове Диего.

Джеана снова посмотрела на него, и Родриго увидел в ее глазах печаль и гнев. Гнев на то, что они не могут победить, на то, что слишком рано отнимает у человека жизнь, делая лекарей бессильными. Она посмотрела на незнакомого мужчину, стоящего по другую сторону от Диего.

— Вы лекарь? — спросила она.

Он кивнул.

— Лекарь королевы, раньше служил в армии.

— Тогда я вам тут помогу, — тихо сказала она. — Возможно, есть другие, которым нужна наша помощь. Не может быть, чтобы они все умерли. Возможно, мы еще сможем кого-то спасти.

— Вы это сделаете? — спросил мужчина. — Для армии джадитов?

На лице Джеаны промелькнуло нетерпение.

— Что касается этого, — ответила она, — то я являюсь лекарем отряда Родриго Бельмонте. После сегодняшней ночи не знаю, но на данный момент я в вашем распоряжении.

— Можно я возьму его на колени? — прошептала Миранда Джеане. Словно до сих пор никто ничего не говорил.

Родриго беспомощно сделал еще шаг вперед.

— Вы ничем не можете ему повредить, госпожа. — Голос Джеаны звучал так мягко, он никогда не слышал у нее такого голоса. — Конечно, можно. — Она поколебалась, потом повторила. — Ему не больно.

Она собралась подняться с колен.

— Джеана, погоди, — раздался за их спинами другой голос. Женский голос. Родриго обернулся, очень медленно. — Твой отец хочет осмотреть мальчика, — сказала Элиана бет Данил.

В Аль-Рассане, в Эсперанье, Фериересе, Карше, Батиаре — даже, позднее, в далеких восточных землях ашаритов, — то, что произошло той ночью в горящей деревне возле Фезаны, стало легендой, которую рассказывали так часто в среде лекарей, при дворах правителей, в военных отрядах, университетах, тавернах, храмах, что она приобрела ауру магии и волшебства.

Конечно, в этом не было ничего сверхъестественного. То, что сделал Исхак бен Йонаннон, слепой, при свете белой луны, звезд и факелов в руках тех, кто ему помогал, было сделано так же аккуратно и тщательно, как и то, что он сделал пять лет назад в Картаде, когда помог родиться последнему сыну Альмалика Первого, и было таким же чудом.

И даже большим чудом. Незрячий, способный общаться только через жену, которая понимала каждый произнесенный им неясный слог, впервые взявший в руки хирургические инструменты, с тех пор как его ослепили, действуя на ощупь, по памяти и инстинктивно, бен Йонаннон сделал операцию, на возможность которой только намекал Галинус.

Он вырезал отверстие в черепе Диего Бельмонте вокруг того места, где удар мувардийца раскроил голову мальчика, и вынул осколок кости, вонзившийся в пугающе обнаженный мозг под отодвинутым назад скальпом и открытым черепом. Тот осколок, который должен был убить сына Родриго, еще до того как голубая луна присоединится к белой на небосводе.

В трактатах Галинуса это называлось трепанацией. Джеана о ней знала, как, по-видимому, и Бернар д'Иньиго, лекарь джадитов, который им ассистировал. И еще они оба знали, что ее никто и никогда не делал.