Вера Семенова - Чаша и Крест

— Хорошо, — сказала она, стиснув зубы. — Пойдемте, я знаю в этом дворце несколько мест, где не очень велика вероятность, что подслушают.

Она провела его по краю зала, чуть не наступая на ноги танцующим и жующим, и нырнула под крайнюю портьеру. Дальше был темный коридор и небольшая дверка под лестницей, ведущей на хоры, где обычно размещался оркестр.

— Говорите, Великий Магистр, — сказала Рандалин, закрывая дверь. Она не удержалась и добавила: — Думаю, что только дело величайшей важности заставило вас оторвать меня от такого великолепного празднества.

Он, казалось, не заметил ее иронии.

— Сегодня утром вы утверждали, будто мне нужна помощь, — начал Гвендор.

Кровь бросилась в лицо Рандалин, и она подняла руки к щекам.

— Небо, неужели вы до сих пор на это обижаетесь? Но это же нелепо, хорошо, я ошиблась, я попросила прощения и взяла свои слова обратно. Вы слишком обидчивы даже для Великого Магистра, или вы получили в наследство от Ронана все его комплексы? — быстро заговорила она. Вдруг до нее дошло, что он стоит, слегка наклонившись вперед, и держится одной рукой за спинку кресла.

С его лица полностью исчезло равнодушно-презрительное выражение, теперь это было лицо живого человека с огромными темными глазами, горящими лихорадочным блеском, И это лицо кривилось от боли.

— Простите, — прошептал он, — я не хотел… там, чтобы все видели… Рандалин, только вам… Если можете, позовите лекаря.

На этом речь закончилась, потому что он упал, боком соскользнув с кресла, и растянувшись ничком на полу.

Она растерянно метнулась к нему, и в этот момент в двери ворвался Бэрд.

Только глубокой ночью мы с Жераром, заподозрив неладное, с трудом разыскали орденский дом, в котором жила Рандалин. Нашли мы его с пятой попытки, потому что нас все посылали по разным адресам, из чего можно было сделать вывод, что Рандалин в Валлене считается личностью хоть популярной, но довольно загадочной.

Первый, на кого мы наткнулись, был Бэрд. Он сидел внизу, в маленьком зале, за столом перед зажженными свечами и отхлебывал из огромной кружки, над которой поднимался пар.

— Что с ним? Где он?

Я сам понимал, что моя интонация чем-то напоминает интонацию Рандалин, когда она вчера утром бросилась к моей лодке, схватив меня за руки.

— Ясно что, — угрюмо проворчал Бэрд. — Лихорадка. Все раны воспалились.

— Ты не ответил на второй прямо поставленный вопрос, — Жерар упер руки в бока, — но я и так попробую догадаться. Неужели ты осмелился оставить нашего Великого Магистра в самом сердце вражеского логова?

— А куда ты предлагаешь его отнести? В дом герцога Мануэля? Кстати, он и не предлагал свои услуги.

— Вот вам еще одно доказательство, что мой провидческий гений не вызывает сомнения, — исполненным гордости голосом заявил Жерар. — Как я и предсказывал, она все-таки уложила его в свою постель.

Я внимательно посмотрел на Бэрда — он выглядел еще более мрачно, чем всегда.

— Все очень плохо?

— Не знаю, — пробурчал Бэрд, отставив кружку и поднимаясь. — Знаю точно, что это очень надолго. Пойдемте, увидите сами.

Спальня Рандалин была довольно маленькой, окнами на море и раскинувшуюся внизу гавань. Гвендор лежал, вытянувшись, на постели, и его лицо по цвету уже не совпадало с белоснежными простынями. Напротив — оно потемнело от прилива крови. Время от времени он вздрагивал и пытался приподняться, но делал это явно совершенно бессознательно. У его изголовья сидела женщина со стянутыми в узел волосами, в которой я узнал Рандалин только со второй попытки, да и то исключительно по цвету волос.

— Все так же? — отрывисто спросил Бэрд.

— Да, — Рандалин даже не удостоила нас взглядом. Ее глаза сухо блестели и смотрели в одну точку. — Опять сражается с круаханской эскадрой.

— Жар, — констатировал Бэрд.

Гвендор что-то прошептал, и наклонившись к подушке, мы смогли разобрать слова:

— Передайте монсеньору… что вы напрасно тратите время…вы от меня ничего не добьетесь…

Мы с Бэрдом испуганно переглянулись.

— Вы… считаете себя очень изобретательными… — шептал Гвендор, и пальцы его с огромной силой сжимали ткань простыни. — Просто не знаете… что такое настоящая пытка… самое страшное… это представлять себе…что вы сделали с ней…

Я почувствовал, что холодею. Он опять был в Рудрайге. Он снова переживал все, что испытал там. Я с ужасом посмотрел на Рандалин, ожидая, что она вот-вот обо всем догадается и, подозрительно сощурившись, спросит: "О чем это он?"

Но Рандалин попросту не слушала его шепот. Она осторожно вытирала его лицо и шею губкой, смоченной в каком-то отваре. Потом она поднесла к его губам чашку с тем же отваром. Внезапно я увидел в ней сосредоточенную и спокойную женщину, и понял, что она убрала волосы в узел просто, чтобы они ей не мешали. Она была даже более собранной и уверенной, чем Бэрд, особенно на фоне нас с Жераром, потому что у меня при виде искаженного лица Гвендора руки начинали дрожать, и я с трудом удерживал порученный мне кувшин с лекарством. Особенно страшно мне сделалось, когда я дотронулся до его плеча, которое было каменным от натянувшихся как тетива мускулов и горячим, как скалы в Ташире.

Рандалин не то чтобы пела, просто тихо тянула какую-то однообразную ноту сквозь зубы. Это был очень странный звук, не особенно приятный, но странно успокаивающий. В какой-то момент я почувствовал, что мои веки сами опускаются, и я подхватил выпавший из рук кувшин в нескольких дюймах от пола.

Гвендор не то чтобы расслабился, но стал дышать ровнее, и свистящий шепот больше не срывался с его губ. Рандалин на мгновение повернула к нам лицо с подчеркнутыми скулами, на котором мягко светились глаза, казавшиеся в полумраке зелеными.

Жерар пихнул меня сзади.

— Пойдем скорее, — прошептал он, — а то вдруг ей придет в голову сначала испытывать на нас свои колдовские таланты, прежде чем применять их на Гвендоре. Нас ведь ей гораздо менее жалко. Вспомни бедного Ньялля.

Так прошло три недели. Гвендору то становилось лучше, но не настолько, чтобы понимать, где он находится, то лихорадка снова вступала в силу. Все дни мы провели под неослабевающим вниманием жителей Валлены. Чашники старались нас подчеркнуто не замечать, но было видно — чем больше проходит времени, тем труднее им сдерживаться. Признаться, я был приятно удивлен поведением Жерара, который ходил все дни как пришибленный и ничем не отвечал на явные выпады младших воинов Чаши. Некоторые из них открыто задевали нас плечами в порту или наступали на ноги. На одного такого Жерар только посмотрел своими печальными вытаращенными глазами и сказал: "Простите, сударь, я вас и не заметил".