Джек Вэнс - Лионесс: Зеленая жемчужина

«Мы глубоко осуждаем его проступки, — поспешно ответила Глинет, — но сейчас у нас нет времени вершить правосудие; по правде говоря, мы уже опаздываем по важному делу».

«В таком случае, — сказал лиловый рыцарь, — возникает впечатление, что мой брат преждевременно протрубил вызов».

«Разумеется! А теперь мы отправимся в путь; вам придется самостоятельно объяснить наше отсутствие сэру Льюли. Кул, поехали — и поскорее!»

«Слишком поздно! — воскликнул лиловый рыцарь. — Сэр Льюли уже спускается из замка».

С упавшим сердцем Глинет наблюдала за приближением сэра Льюли. Тот сидел в массивном, как трон, кресле на ковроволе и держал копье в два раза длиннее ковровола. На нем были кираса, ножные латы и шлем в форме головы демона, с султаном из трех черных перьев.

Сэр Льюли остановил своего ковровола в ста шагах и прокричал: «Кто осмелился протрубить вызов и нарушить мой покой? У меня и так уже отвратительное настроение».

Синий рыцарь ответил: «Вызов прозвучал, чтобы объявить о прибытии сэра Кула, умертвившего твоего отпрыска Закса и теперь желающего проверить, какого цвета твоя печень».

«Жестокое намерение! — заорал в свою очередь Льюли. — Сэр Кул, почему вы преследуете столь кровожадные цели?»

«Такова, по-видимому, моя судьба, — пробормотал Кул. — В данном случае, однако, я понимаю, что имею дело со скорбящим отцом, и готов отказаться от своего намерения. Возвращайтесь в свой замок и продолжайте скорбеть, а мы продолжим наш путь. Желаю всем присутствующим всего наилучшего— прощайте!»

Лиловый рыцарь закричал: «Сэр Кул, надо полагать, вы пошутили, когда отозвались о сэре Льюли как о „презреннейшем из псов“ и „трусливой твари, чьи поступки воняют хуже, чем он сам“!»

«Я не обидчивый человек, — сказал сэр Льюли, — но эти замечания меня уязвляют».

«Сэр Льюли! — ответил Кул. — Ваше достоинство уязвили эти два рыцаря, а не я. Будьте добры, позвольте нам закончить эту беседу — нам нужно торопиться».

«Тем не менее, ты позволил себе убить моего сына, Закса, и завладел его мечом. Хотя бы поэтому ты заслуживаешь возмездия».

«Я убил Закса потому, что он на меня напал. Если вы на меня нападете, мне придется сделать то же самое».

«Ха-ха! Это заявление можно истолковать только как вызов!»

«Я не намеревался бросать вам вызов. Позвольте нам продолжить путь».

«Не позволю, пока не сведу с тобой счеты. Спускайся на землю, будем драться лицом к лицу. Попробуй скрестить меч Закса с мечом его отца, если посмеешь!»

Кул повернулся к Глинет: «Не жди меня. Поезжай на запад, Гли-нет, со всей возможной скоростью, и да сопутствует тебе удача!»

Кул спрыгнул с ковровола, но взял с собой не огромный двуручный меч Закса, а свою увесистую саблю. Он стал приближаться к сэру Льюли характерной для него порывистой походкой, чуть наклонившись вперед.

Льюли вынул из ножен свой меч и высоко поднял его: «Дьявольская тварь, смотри! Перед тобой мой знаменитый меч, Кахантус! Пришло твое время!»

Сидя на скамье под паланкином, Глинет вложила в трубку огненного зудня, тщательно прицелилась и с силой выдохнула воздух в трубку. Пуговица вылетела из трубки, расправила крылья, пролетела в отверстие забрала сэра Льюли и взорвалась белым пламенем у него в глазу. Льюли дико завопил и, уронив меч, схватился обеими руками за шлем. Кул разрубил ему локоть — правая рука Льюли безжизненно повисла на обрывках сухожилий. При этом Льюли пнул Кула — скорее инстинктивно, нежели намеренно — и подбросил его в воздух. Кул упал на спину и не двигался. Льюли сорвал с головы шлем и стоял, озираясь и моргая единственным оставшимся глазом; увидев Кула, он бросился его душить. Кул поднял саблю; ее острие пронзило шею Льюли под подбородком и проникло в мозг. Льюли повалился на Кула, и шип, выступавший из его кирасы, пронзил грудь Кула под самой шеей.

Глинет пришлось здорово поднапрячься, но в конце концов она смогла перевалить тело Льюли набок. Чтобы остановить поток красной крови, струившейся из раны Кула, она заткнула рану плотно сложенным платком и побежала за котомкой Висбьюме. Отчаянно спеша, она принесла лепешку воскового бальзама и нанесла его на рану. Когда рана на груди наконец затянулась, Глинет, к своему испугу и огорчению, обнаружила, что острие шипа проткнуло Кула насквозь, и что у него на спине тоже была кровоточащая рана.

После того, как кровь перестала литься из ран на груди и на спине Кула, он еще некоторое время стоял на коленях, опустив голову и выкашливая красную пену. Наконец он повернул к Глинет мертвенно-бледное лицо, обнажив зубы в мрачной усмешке: «Ну вот, меня снова починили! На ковровола — черная луна не ждет!»

Пошатываясь, он поднялся на ноги, с помощью Глинет взобрался в паланкин и тяжело упал на скамью.

Лиловый и синий рыцари давно уехали; они уже поднимались по выбитой в скале тропе к замку сэра Льюли, чтобы присвоить сокровища последнего— а может быть, чтобы освободить его пленников.

Глинет заставила себя, сжав зубы, вытащить саблю Кула из трупа, вытерла ее начисто об одежду сэра Льюли и положила под паланкином.

На траве лежал меч сэра Льюли, Кахантус, с клинком из бледно-голубого металла и рукоятью, инкрустированной пластинками резного черного дерева; в основании рукояти мерцал большой неограненный рубин. Это был очень тяжелый меч — Глинет стоило немалых усилий затащить его на спину ковровола. И снова огромный черный зверь побежал трусцой на запад.

Закрыв глаза, бледный Кул полулежал на скамье, часто и мелко дыша; из груди его все еще доносился хрип, вызванный оставшимися сгустками крови. Глинет пыталась устроить его поудобнее и пристроилась рядом, наблюдая за мимолетными, постоянно меняющимися выражениями его лица. Постепенно эти выражения становились все более отчетливыми и определенными, и Глинет все меньше нравилось то, что она видела — у нее по спине пробежал зловещий холодок. Наконец она прикоснулась ко впалой щеке: «Кул! Проснись! Тебе снятся дурные сны!»

Кул пошевелился. Простонав, он сумел приподняться и сесть. Глинет с тревогой разглядывала его лицо — но, к вящему облегчению, узнавала только того Кула, которого она любила и которому она доверяла.

«Ты помнишь свои сны?» — спросила Глинет.

Помолчав, Кул ответил: «Их больше нет. Я не хочу их помнить».

«Может быть, нам следует остановиться и отдохнуть, пока ты не почувствуешь себя лучше».

«Мне не нужен отдых. Нужно ехать — как можно дальше и как можно быстрее».

Ковровол бежал: миля за милей продолжалась бесконечная степь, поросшая голубой травой. К югу изредка появлялись стайки двуногих волков, оценивающе рассматривавших ковровола, серьезно совещавшихся и скакавших прочь между разноцветными шарообразными деревьями.