Мэри Стюарт - Принц и пилигрим

Нимуэ (Ниниана, Вивиана).Точно так же, на мой взгляд, совершенно необязательно приписывать «неверность» возлюбленной Мерлина Нимуэ. Мотив предательства в этой легенде появляется просто потому, что иначе трудно объяснить смерть или исчезновение такого могущественного волшебника. Моя версия этой истории основана на предании, сохранившемся кое-где в Летней стране и до наших дней. Его записали в Уилтшире и прислали мне много лет назад. Согласно этой версии, Мерлин, почувствовав приближение старости, захотел передать свою магическую силу кому-нибудь, кто будет после его смерти советчиком Артура. Выбор его пал на Нимуэ, которая была его способнейшей ученицей. В таком изложении не страдает достоинство «великого волшебника», а заодно и здравый смысл и, кроме того, становится понятным, почему Нимуэ впоследствии пользовалась таким влиянием на Артура. А иначе король, конечно, не приблизил бы ее к себе и не принял бы от нее помощи в борьбе со своими врагами.

Ниниан.Эпизод с мальчиком Нинианом был мне тоже подсказан текстом «Vita Merlini». В одном месте там рассказывается, как Мерлин видит отрока, покупающего себе сандалии и ремешки, чтобы их чинить, когда порвутся. А Мерлин знает, что сандалии отроку не понадобятся, так как он в тот же день утонет.

Кердик Элезинг.В «Англосаксонской хронике» повествуется, как Кердик и сын его Кинрик на пяти кораблях высадились в Кердикоре. Кердик был Элезинг (то есть сын Элезы, или Эозы). Датировано это событие 494 годом.

При всех сомнениях в достоверности дат и мест первых завоеваний Кердика (считается, что Кердикора — это современный Нетли вблизи Саутгемптона) все хроники сходятся в том, что именно он был основателем первой западносаксонской монархии, к которому возводил свое происхождение Альфред Великий. О Кердике и о переменах в похоронных обрядах, упоминаемых Герейнтом, см. «Историю англосаксов» Ходжкина, том I, раздел IV.

Ллуд-Нуата, или Ноденс.Святилище Ноденса можно и по сей день видеть в Лиднее (Глостершир).

Песнь Мерлина.Текст песни «Тот, кто одинок» основан на англосаксонской поэме «Странник».

И, наконец, приношу извинения за все пробелы в моих знаниях по этому обширному предмету и могу только сказать, перефразируя то, что написали X. М. и Н. К. Чэдвики в предисловии к своей работе «Рост английской литературы»: «Если бы я вздумала прочесть больше, то никогда бы не закончила этой книги». Мало того, если бы я только знала, как много об этом написано, то никогда бы не отважилась взяться за такую тему. Вот почему я даже не могу перечислить все авторитеты, к которым прибегала. А только могу смиренно надеяться, что моя трилогия о Мерлине послужит отправной точкой для какого-нибудь энтузиаста.

НЕДОБРЫЙ ДЕНЬ

© Перевод С. Лихачевой

ПРОЛОГ

— Мерлин мертв.

Вздох, не более; и мужчина, прошептавший эти слова, находился на расстоянии вытянутой руки от жены, но стены единственной комнаты подхватили и многократно усилили фразу, точно акустический свод. Даже громкий возглас не произвел бы на женщину впечатления более сильного. Рука, раскачивающая громоздкую колыбель у торфяного огня, резко дернулась, так что ребенок, свернувшийся калачиком под одеялами, проснулся и захныкал.

В кои-то веки женщина не обратила на него внимания. В ее голубых глазах, несообразно светлых и ярких на лице потемневшем и увядшем, точно иссушенная водоросль, отразилась целая гамма чувств: надежда, сомнение, страх.

Ей не нужно было спрашивать мужа, откуда вести.

Несколькими часами раньше она заприметила парус торгового судна, идущего к заливу, где над скоплением хижин — единственным поселением на острове — высился новый чертог королевы, глядящий сверху вниз на главную гавань. Рыбаки, забрасывающие сети за пределами мыса, по заведенному обычаю подходили к чужому кораблю на веслах и громко требовали новостей.

Губы женщины приоткрылись, словно десятки вопросов подрагивали на кончике языка, но задала она только один:

— Неужто правда?

— Да, на сей раз правда. Матросы клялись и божились.

Женщина одной рукою схватилась за грудь, сотворив знак, ограждающий от чар. Однако во взгляде ее по-прежнему читалось недоверие.

— Да, но то же самое говорили прошлой осенью, когда… — Поколебавшись, селянка произнесла местоимение с особым почтением, словно титул: — Когда она еще жила в Дунпелдире вместе с маленьким принцем и вот-вот должна была разрешиться двойней. Я как сейчас помню. Из Лотиана пришло торговое судно, ты отправился в гавань, вернулся с деньгами и пересказал мне слова капитана. Во дворце, дескать, устроили пир — еще до того, как прибыли вести о смерти Мерлина. Она вроде бы «увидела» все с помощью своей магии, твердил капитан. Но слухи таки солгали. Ведун всего лишь исчез на время: это ему не впервой проделывать.

— Да, верно. Он и впрямь сгинул, куда — неведомо, и не объявлялся всю зиму. А зима-то выдалась скверная, вроде как здесь, на островах, да только магия помогла ему выжить, потому что в конце концов его сыскали в Диком лесу, свихнувшегося, что твой заяц, и отвезли выхаживать в Галаву. А теперь говорят, будто там он захворал и помер, еще до того как верховный король вернулся с войны. На сей раз это чистая правда, жена; мы узнали новость раньше всех, из первых рук. Корабельщики пристали в Гланнавенте пополнить запас воды, а Мерлин-то лежал на смертном одре менее чем в сорока милях оттуда. Матросы много чего еще порассказали: про битву к югу от леса и про новую победу верховного короля, да только ветер дул больно сильный, я не все расслышал, а подойти на лодке поближе не удалось. Схожу-ка в город, узнаю остальное. — Рассказчик понизил голос до глухого, еле слышного отзвука, — Кое-кого в нашем королевстве вести не слишком-то огорчат, даром что кровь — не вода! Помяни мое слово, Сула, нынче вечером во дворце опять зададут пир.

При этих словах он быстро оглянулся через плечо на дверь, словно опасаясь, что его подслушивают.

Хозяин хижины был невысок и коренаст, с синими глазами и обветренным лицом моряка. Всю свою жизнь он рыбачил в этом одиноком заливе самого крупного из островов Оркнейской группы, того, что называют Мейнленд. С виду неотесанный мужлан, соображал он туго, однако человек был честный и ремесло свое знал. Звали его Бруд, и минуло ему тридцать семь лет.