Евгений Малинин - Уругумская сталь

А те, кого они так безудержно гнали перед собой, кто был обречен их, уже взметнувшимся клинкам, разворачивались по короткой дуге и шли в лоб, в атаку, и мечи сверкали у них над головами!

Именно в этот момент рядом с ним раздался голос Черменя, его старого боевого товарища:

– Вожак!.. Скал!.. Смотри!.. Кто это?!

Скал снова быстро обернулся и… дыхание у него перехватило. Во главе настигавшего их отряда извержачьей конницы, пригнувшись к развевающейся гриве высокого гнедого жеребца, скакал высокий изверг, и ветер относил назад его длинные, совершенно белые волосы!

– Ват?!! – Враз охрипшим горлом прошептал Скал. – Но этого не может быть!! Он же умер чуть ли не шестьдесят лет назад!!

А его волки уже разворачивались лицом к новому противнику, им не было дела до того, что их вожак увидел среди врагов призрак некогда великого воина их стаи, они шли в бой, они были готовы рвать горло своему врагу! Полторы тысячи извергов приняли удар четырехсот восточных волков, а сзади на оборотней обрушилась еще тысяча извергов, до того бесславно удиравшая с поля боя. Каждый волк должен был принять на свой щит удар шести мечей, и уйти им было некуда, даже если бы они захотели уйти! Но о бегстве волки не помышляли – в скрежете стали, посреди воплей и хрипов умирающих врагов они уходили под крыло Матери всего сущего. И только их вожаку она подарила чудо! Водоворот безумной, потерявшей смысл, схватки вынес Скала прямо на белоголового изверга, крушащего оборотней с седла высокого гнедого жеребца. И они столкнулись грудь грудью. И мечи их скрестились, высекая искры из стали. Их глаза, наполненные яростью боя, встретились и прищурились, узнавая.

– Ват?!! – Воскликнул в грохоте боя Скал, перехватывая крестовиной меча чужой, рушащийся на голову, клинок. И тут же услышал в ответ:

– Дядя Скал!!

– Вотша!! – Выдохнул, узнавая, вожак полевой стаи, и рука его чуть дрогнула. Но рука Вотши уже ослабила нажим, уже подала свой клинок вверх, прочь от шлема своего наставника.

– Вотша… – Еще раз прошептал Скал, опуская меч и жадно шаря глазами по повзрослевшему, уже прорезанному ранними морщинами, лицу своего воспитанника, своего… извержонка…

И в этот момент тяжелая секира опустилась на левое плечо старого дружинника, на самое основание шеи, рассекла каленые кольца кольчужного панциря и по обух вошла в тело.

– Не-е-е-т!!! – Взвился над полем битвы дикий предсмертный вопль белоголового изверга… И оборвался.

Узкий, длинный клинок вошел Вотше между пластин доспеха под левую руку, выбросил из седла и уложил на вытоптанную траву рядом с умирающим наставником.

Скал, прежде чем его глаза закрылись, успел еще раз взглянуть на своего воспитанника, еще раз улыбнуться ему, но он уже не услышал, как Вотша тихо, сквозь сочащуюся между губ кровь прошептал:

– Дядя Скал!..

Битва при Оршанских холмах закончилась полным разгромом оборотней. На поле битвы, на склонах холмов осталось чуть меньше трех тысяч многоликих и больше пяти тысяч извергов. В самом конце сражения, когда уже был ясен его исход, сотни три оборотней попытались покинуть поле боя, повернувшись к Миру родовой гранью, или обернувшись птицей, но их безжалостно перебили посеребренными клинками и стрелами с наконечниками из уругумской стали.

А затем армия извергов ворвалась в Лютец…

Трижды посвященных служителей Мира ни в городе, ни в университете не обнаружили, университет сгорел во время грабежа, выгорел и город, в котором уцелел только восточный пригород, превратившийся со временем в небольшую деревеньку, названную Лютецией. С падением университета кончилась и власть многоликих. Уругумская сталь расползлась по Миру, клинок из уругумской стали стал непременным атрибутом костюма любого изверга, а серебряные украшения носила каждая извергиня. Одним из последних был взят и разрушен до основания княжеский замок стольного города Край. Окрестные изверги утверждали, что его обороной руководил сам Вершитель, трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков, но, возможно, это была просто легенда.

Оборотни ушли из этого Мира, хотя… кто его знает. На далеких западных островах еще долго властвовали волшебники, называвшие себя друидами, да и восточные волхвы творили свои странные кровавые обряды на другом краю обитаемого Мира. Но уже в третьем поколении после победы у Оршанских холмов, никто из людей не вспоминал о былом владычестве многоликих…

Эпилог

На левом, крутом берегу медленной, широкой, реки, с которого открывался безграничный простор степного заречья, на широком, плоском, нагретом летним солнцем камне сидел древний старик. Он был худ, высок, чуть сутул, но голову он держал высоко, глаза серо-стального цвета смотрели спокойно и уверенно, а рядом с камнем стоял воткнутый в землю высокий, черного цвета посох, с тремя серебряными лепестками на навершье, который вполне мог послужить оружием.

Левая рука старика бессильно свисала вдоль тела, а в правой он сжимал скатанный в свиток лист пергамента. Вчера вечером ему передал этот свиток обменщик, шедший с караваном на восток и специально свернувший с караванного пути, чтобы отыскать его небольшое, стоявшее на отшибе жилье.

Письмо от старого друга. Письмо, отправленное наугад, в надежде, что человек, которому его доверили, отыщет того, кому оно адресовано. Надежда у посылавшего письмо была невелика, но… Письмо дошло. Старик уже выучил его наизусть, и, все-таки, снова развернул пергамент, чтобы еще раз увидеть эти строки:

«Дорогой мой дружище, я не поверил своим ушам, когда услышал, что ты жив, что в гробнице, которую почитают все изверги Запада, к которой тянутся паломники со всего Мира, никого нет. Когда Гвалт, обменщик, пришедший с Востока, увидев твое изображение в мавзолее, возведенном над твоей гробницей, заявил, что знает изображенного уже в течение двадцати лет, что не далее как шесть месяцев назад разговаривал с ним, я поднял его на смех. Но он поклялся именем Великого Отца, что говорит правду, и я задумался. А когда он рассказал мне о своих встречах, своих разговорах с тобой, я понял, что он говорит правду! Я понял, что Сафат все эти годы водил нас всех за нос, рассказывая о твоей гибели, и о том, как он лично похоронил тебя на берегу Сеньи. Ведь это он затеял строить над твоей гробницей мавзолей! Если бы он был жив, когда я узнал об этом обмане, ему точно не поздоровилось бы!

Правда, не он один говорил, что тебя убили. Многие видели, как тебя ранили в бою, и как ты с лошади свалился. Да и с поля боя тебя не один Сафат выносил.

А я, убедившись, что ты действительно жив, собрался отправиться к тебе на Восток, да только дела всякие меня заели. То обнаружится еще одно гнездо оборотней, то «добропорядочные» изверги передерутся, разнимать и мирить надо, то вдруг оказалось, что дети подросли, а у меня их шестеро! Двух дочерей замуж отдал, старшие сыновья женились. Но самое главное, никак не мог поймать оказию, чтобы тебе весточку послать. Гвалт взялся письмо передать, да уходил он сначала на Юг, а через полтора года я узнал, что сгинул он в южных горах, попал под обвал, когда шел из Апаты в Улабскую долину. Так, почитай, десять лет и просквозило. А тут мне ребята сообщили, что сын моего старого знакомца, еще в Ласте я с ним дела делал, отправляется на Восток, чуть ли не до самого Каменного пояса. Я срочно в Ласт махнул, ну и застал Корша. Так что, надеюсь, получишь ты мою грамотку, а уж доведется ли встретиться, только Великий Отец знает.