Вера Камша - Кровь Заката

Препоручив гостя заботам брата-эконома, Иоанн вскрыл послание.

«Приветствия пастырю хансиров и Стражу Потаенного от Льва Атэва, – писал Усман. – Известно мне, что ваш бог не велит читать истину по звездам, костям и знакам, но, если заткнуть уши, не услышишь рычание зверя, а не услышав рычание зверя, не успеешь взять в руки копье. Знай же, пастырь хансиров, что звезды сулят беду крови Арраджа. Пройдет два раза по двенадцать лет, и две звезды встанут против пяти, напомнив о небесах, под которыми нареченный Арраджем поразил презренного Маджеда, возомнившего себя деем Севера. И еще говорят знающие люди, что взойдет хвостатая звезда, предвещая исполнение предсказанного, днем померкнет Солнце, а ночью Луна и звезды начнут падать не только в месяце Лебедя. Так было, когда явился тот, кого хансиры зовут Проклятым. Так было, когда кровь Арраджа впервые восстала на кровь Арраджа. Так было, когда море поглотило Иджакону. Но еще не было, чтобы все стрелы взлетели в одно лето.

Я предупреждаю тебя именем Великого Майхуба и взываю к твоему уму и сердцу именем того, чей Посох в твоих руках. Готовься исполнить свой долг, как готовлюсь я».

2871 год от В.И.

Вечер 3-го дня месяца Собаки.

Эльтова скала

Мальчик смотрел на бросающиеся на берег и разбивающиеся в клочья волны. Было ясно и ветрено. Вечерело, в еще синем небе загорались первые звезды, а на горизонте буйствовали все оттенки от лилового до золотого. Даже резкие закатные крики птиц тонули в грохоте прибоя, что уж говорить о звуке шагов. Неудивительно, что мальчик, скорчившийся на гранитном обломке, не услышал вышедшего из-за скалы незнакомца, тем более на ногах у того были мягкие «лесные» сапоги и шел он по-кошачьи тихо.

– Здравствуй, друг, – сильная рука легла на худенькое плечо, – как тебя занесло в такое место, да еще под вечер?

Мальчик вздрогнул и резко обернулся. У него было бледное, не по-детски серьезное лицо, влажные темные волосы липли к высокому лбу, серые глаза смотрели настороженно.

– Странное место, – повторил незнакомец, пытаясь перекричать море, – и не совсем уютное; если ты не возражаешь, давай отойдем вон за те белые камни. Там можно разжечь огонь и поговорить.

Мальчик кивнул и неуклюже поднялся. Теперь стало ясно, чем была обусловлена его странная поза. Бедняжка был горбат. Впрочем, горб был не таким уж и большим, наметанный глаз пришельца отметил, что паренек вырастет достаточно высоким и сильным. Маленький горбун молча последовал за своим провожатым в укрытие и, скорчившись, вероятно, в обычной для себя позе, безучастно наблюдал, как незнакомец возится с костром. Работал он быстро и сноровисто, и вскоре веселые огоньки отогнали сгущающуюся тьму.

Охотник свистнул, и из-за камней вышел изумительной красоты конь. Широкая грудь, сторожкие уши, сильные сухие ноги сделали бы честь лучшему скакуну королевской конюшни. Пришелец привычным жестом отцепил притороченный вьюк, бросил на землю, а затем расседлал красавца, который тут же удалился в темноту, где его ждала все еще мягкая трава кабалки. Его хозяин, все так же молча, вытащил и нарезал хлеб и мясо, затем достал плоскую металлическую флягу и протянул своему случайному товарищу:

– Выпей.

Тот послушно отхлебнул.

– Что это?

– Тут такого не делают. Хорошо помогает от холода, как внешнего, так и внутреннего.

– Внутреннего?

– Бывает, мерзнет не тело, а душа, если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Понимаю, – серьезно кивнул мальчик.

– Ну, вот и хорошо, главное, чтобы люди друг друга понимали, не правда ли? Вот мясо, судя по всему, ты не обедал.

Горбун внимательно и строго взглянул в глаза своему собеседнику, а потом вдруг улыбнулся. Улыбка эта словно осветила лицо, сделав его необыкновенно красивым.

– Вот и хорошо, – еще раз повторил пришелец, – меня зовут Роман, я издалека.

– Меня зовут Александр, я живу здесь. То есть жил…

– А что случилось сегодня?

Мальчик молчал, словно бы размышляя, стоит ли отвечать. Внешность Романа располагала к откровенности. Никогда за всю свою девятилетнюю и не очень веселую жизнь маленький горбун не видел такого красивого человека. Даже Филипп, прозванный «пять ланов[121] мужской красоты», и тот не годился ему в подметки. Высокоскулое лицо ночного гостя из-за своей правильности могло бы показаться высеченным из мрамора, если бы не огромные синие глаза и небрежно подстриженные, слегка вьющиеся волосы цвета старого золота. Пришелец был стройным, но в нем чувствовались сила и ловкость, которым позавидовали бы плечистые неповоротливые рыцари. Потрепанная в дороге одежда Романа была очень дорогой – повидавший всяких сигноров мальчик в этом разбирался, а кинжал, меч и несколько неброских украшений стоили целого состояния. О коне и говорить не приходилось.

– Вы не боитесь путешествовать в одиночку, вас может убить и ограбить любой барон, а потом свалить на разбойников.

– Нет, – усмехнулся глазами Роман, – этого я не боюсь. Те, кто пытаются это сделать, как правило, больше никого не тревожат, так что не беспокойся за меня. Давай поговорим о тебе, Александр. Почему ты здесь, ведь тебя наверняка ищут? Ты не похож на маленького бродягу, я вижу, что ты привык спать в доме, причем в доме богатом.

– Я не вернусь домой.

– И куда же ты пойдешь?

– Никуда, – прошептал горбун. – Когда вы появились, я собирался броситься вниз, но до заката солнца это грех.

– Это вообще грех. Даже не грех, а глупость.

– Это так для тех, кто как все, – потупился мальчик.

Роман привлек маленького горбуна к себе ласково, но сильно.

– Рассказывай, все рассказывай…

И мальчик заговорил. Впервые в жизни он ничего не скрывал. Он захлебывался в словах, перебивал сам себя, то возвращаясь на десять лет назад, то забегая вперед. Роман слушал, но слушал так, что его собеседнику с каждым словом становилось все легче.

2871 год от В.И.

Ночь с 3-го на 4-й день месяца Собаки.

Арция. Фей-Вэйя

Ее Иносенсия пригласила к себе бланкиссиму Агриппину. Анастазия ничего не понимала и не могла понимать в политических хитросплетениях, да и дела сестер были от нее, занятой своим горем и заботами о Виргинии, далеки. Без советов толстухи она вряд ли смогла бы сделать хоть что-то, это знала вся Фей-Вэйя, это знал весь орден. Сестры понимали, что хрупкая синеглазая Предстоятельница проживет ровно столько, сколько понадобится теперь уже трем тигрицам, чтобы выяснить, кто же станет единственной. Анастазию не ненавидели и ей не завидовали, ее жалели, как жалеют угодивших между молотом и наковальней. Она по-прежнему прилежно молилась, оры, ранее занятые уходом за Виргинией, проводила, разбирая ее бумаги, читая священные книги или глядя из окна на яблоневый сад. В Фей-Вэйе же заправляла Агриппина, и всех это устраивало.