Вера Чиркова - Княжна из клана Куницы. Тетралогия (СИ)

Но в этот раз они почему-то сразу нахмурились, крепче стиснули рукояти алебард, и от чародея не укрылся жест дальнего воина, дернувшего за свисавшую у двери цепочку.

— Похоже, я сегодня тут не в почете, — еле слышно сообщил спутникам Саргенс, делая вид, будто помогает выйти Терсии.

Услышав эти слова, Ольсен выбрался в другую дверцу, обошел коляску и решительно направился к двери.

— Стой! — помрачневшие стражники загородили ему путь своими телами и алебардами. — Кто таков?

— А вы меня не знаете? — едко удивился мельник, остановившись напротив охраны и разглядывая их как какую-то диковинку. — Тогда почему я вас знаю? Вот ты Сотел, а ты, по-моему, сын Хобра?

— Тебя сегодня даже я не узнал, — в проеме отворившейся двери стоял хмурый Илстрем. — Каким ветром?

— Решил тебя проведать… помнится, ты не раз настойчиво звал пожить у вас в доме? — в голосе старика добавилось яду.

— Ну разумеется, я тебе рад, — произнес князь, однако никакой радости на его лице не отразилось.

— А меня, отец? — выступил из-за широкой спины деда Берест, держа под руку Эвесту. — И мою невесту? А с моим учителем ты давно знаком.

— Ардест? — Князь смотрел на сына неверяще, и его лицо из просто хмурого постепенно становилось каменно-приветливым. — Наконец-то ты закончил изучать свои книги! Да еще и друзей привез… ну проходите, гости дорогие.

Похоже, прав был Саргенс, выдавая им крохотные флакончики с сонным зельем, тяжело вздохнула Веся, проходя мимо застывших столбами воинов в широко распахнутую дверь княжьего дома.

Илстрем, не оглядываясь, стремительно шагал впереди, и все они, норовя не отстать, почти бежали следом. Пропустить начало беседы князя с сыном не хотел никто. Как никто и не сомневался, что разговор будет очень серьезный: ни спешащие за хозяином гости, ни попадающиеся ему на пути домочадцы и прислужники.

Возле дверей, находившихся в конце длинной галереи, увешанной портретами и картинами, тоже стоял охранник, и, проходя мимо него, Илстрем рявкнул, чтобы никого, кроме княгини, сюда не пускали. А затем дождался, пока гости войдут в просторный кабинет, уставленный шкафами с боевыми трофеями, оружием и книгами, лично плотно прикрыл дверь и направился в дальний угол, туда, где стояло высокое удобное кресло, а напротив него большой стол и несколько стульев.

— Значит, говоришь, сам все решил? — усевшись в кресло и откинувшись на спинку, желчно прорычал князь, сверля взбешенным взглядом сына. — А про мою просьбу немного подождать и вспоминать не захотел?! Ну, конечно, зачем тебе отец, ты же больше не урод и можешь ходить без маски! И даже невест заводить… и приводить их в отчий дом без предупреждения!

— А почему тебе это не нравится? — знаком остановив правнука, спокойно осведомился Ольсен, первым усаживаясь на стул. — Ты же вроде мечтал, чтоб он стал нормальным?

— И ты туда же, старый пенек! — взорвался обычно хладнокровный Илстрем. — Я так и знал, что без тебя не обошлось! Все крутишь свои дурацкие интриги, а главную беду у себя под носом просмотрел! Вот зачем ты приехал именно сегодня, да еще и их притащил? Или не помнишь, какой сегодня день?

— Ну, помню, завтра равноденствие, — спокойно сообщил мельник и нахмурился. — А сегодня годовщина твоей свадьбы… Ну да, точно. Так какая там у тебя беда стряслась?

— Не у меня, — снова озверел князь и обличающе ткнул пальцем в Ардеста, — а у него! Кто два года назад в ответ на письмо матери с просьбой разрешения устроить его женитьбу прислал согласие?

— Но ты ведь сам просил… не спорить с нею?! К тому же… она не узнавала меня столько лет… Мне очень не хотелось ее снова обижать.

— И Анастию ты тоже не хотел обижать, — кривая ухмылка Илстрема была ядовита, как степная змея, — потому и забавлялся с нею, когда она ездила на мельницу, чтобы тайком встречаться с женихом? А если твой обожаемый дед скажет, будто этого не было, я никогда не стану с ним больше ни о чем разговаривать, кроме способа сушки яблок!

Сердце Веси кто-то словно сдавил невидимой рукой, но она только крепче сжала губы: сейчас ей не говорить, а слушать следует. Зато Берест крепко обхватил невесту обеими руками, притиснул к себе, как утопающий последнюю надежду, истово прижался губами к виску, вдыхая ее аромат и силясь взять себя в руки.

— Лгать не стану… приезжала та драная лиса, — проскрипел Ольсен, сверля князя презрительным взглядом, — и в комнату к Бересту тоже ходила… но только было все не так, как ты думаешь. Или как тебе сказали! Я тебя еще тогда спрашивал, откуда она знает тайну, о которой только тем известно, кто клятву давал? Ну а про ту ночь я молчал… и сейчас смолчу… если Ардест сам ничего не скажет.

— Я отвечу, — тоскливо вздохнул княжич и еще сильнее прижал Весю к себе — хорошо уяснил за последний день, лучше все, не тая, начистоту говорить. — И сразу хочу сказать… я себя не оправдываю. Но она пришла среди ночи, когда я спал, сама влезла в постель… Я ведь точно знаю, девушки так себя не ведут! И потом… я ведь не статуя…

— Расскажи про утро… сними грех с моей души… — проскрежетал мельник, — я же поклялся…

— А утром она меня рассмотрела, — едко усмехнулся Ардест, — и устроила такой скандал… Ни одна торговка рыбой у пристани Ругора так не кричит. Заявила, что ее обманули, подсунули урода… тогда Ольсен ее и выгнал. Но она напоследок пообещала отомстить.

— А она и мстит… — устало и тихо выдохнул Илстрем, — заявилась с пузом и утверждает, будто отец этого дитяти — Ардест. Доренея с нею как с драгоценной вазой носится, не знает куда посадить.

— Не может такого быть. — Ольсен оглянулся и посмотрел Весе прямо в глаза. — Слышишь, кошка? Она приезжала прошлой весной, и после того Берест с нею более не встречался…

— Я знаю. — Веся уже припомнила Ниренту и поверила словам мельника. — Не волнуйся, дед. И не забывай, у нас теперь есть способ вывести ее на чистую воду. Ардест легко отличит правду от лжи.

— Она скажет, будто он лжет, — впервые подала голос Кастина, — известный трюк. Нужно зелье правды… но будет очень противно ее слушать.

— А Доренея?! — тоскливо смотрел на них князь. — Вы понимаете, чего вы ее лишаете? Она же имена внучку придумывает, распашонки вышивает. Да и не в ней одной дело… Анастия — дочь Бервода, моего двоюродного кузена. А он, как все знают, человек состоятельный и добровольно оплачивает половину расходов на войско.

— И за то имеет право первой руки в выборе купцов, доставляющих фураж и продукты, и половину трофеев, — спокойно сообщил Ольсен, — и с каждым годом становится еще богаче, потому как купцы вовсе не дураки… знают, кому кланяться.