Бернхард Хеннен - Во власти девантара
— Тем не менее что? Да говори уже!
— Я слышал, что говорят женщины при дворе. Они рассказывают истории о тебе, не о витязе Мандреде, а о любовнике Мандреде, который возвращается спустя много лет и соблазняет женщин.
Мандред ухмыльнулся.
— Как тебе твой дом? — спросил ярла Фародин. Очевидно, ему хотелось сменить тему.
Тот огляделся по сторонам.
— Клянусь Норгриммом! Это… это дом воина! — Он подошел к большой боевой секире. — Это мне нравится… — Затем он, похоже, задумался. — Мандред-любовник! — прошептал он себе под нос. — А теперь мне пора. Нурамон, друг мой, давай после посидим вместе, ты расскажешь, как у тебя дела… — Мандред ушел так же быстро, как и пришел. Портрет своего сына в спешке он даже не заметил.
Фародин поглядел на дверь, захлопнувшуюся за сыном человеческим.
— Он всерьез.
Нурамон вздохнул.
— Да. Но можешь быть уверен, что завтра ему будет плохо, когда он увидит дуб своей Фрейи. Его вид снова разбередит старые раны. Ты ведь его знаешь.
— Люди не настолько верны, как мы, Нурамон. Может быть, он уже забыл о Фрейе.
— Дуб — слишком могущественный символ. Пока он будет стоять, ярл будет помнить о Фрейе.
— Ты хорошо узнал людей.
— Да. Сорок семь лет! Я многое сделал. Этот мир заставляет эльфа использовать время иначе, чем мы привыкли. Я видел, как молодые люди становятся стариками, девушки — матерями и бабушками. Как бы ни нравилось мне это время, мне хочется снова приняться за поиски Нороэлль.
— Ты изменился, друг мой.
Нурамон был тронут. Конечно, он изменился, но и Фародин был уже не тот. Услышать из его уст слово «друг» было подарком, которого никогда не ждал Нурамон, особенно после той ссоры в Искендрии.
— Я рад, что вы с Мандредом вернулись… друг.
Сила песка
Молодой король Фирнстайна оказался щедрым. Он приказал оснастить корабль Нурамона, «Звезду альвов», поскольку товарищи с самого начала поняли, что лодка Фародина слишком мала и хрупка для предстоявшего путешествия. Король Нельтор тоже понимал это, и тем не менее настоял на том, чтобы его личная гвардия, мандриды, сопровождала их. И он дал им в дорогу тяжелый сундук с серебром, чтобы они могли пополнять запасы в далеких гаванях.
Фародин пустился в путешествие, терзаемый сильными сомнениями. Нурамон возлагал большие надежды на картину, нарисованную им, и даже слушать не хотел о том, сколько придется странствовать, чтобы отыскать этот остров. Как отправляться в какое-то место, если даже не знаешь, где оно находится? От команды они свою неуверенность скрыли. Интересно, что сказали бы на это люди? Даже Мандред, знавший их вот уже столько лет, беспокоился. Он переживал за мандридов и боялся, что они состарятся, прежде чем будут закончены поиски.
Фародин хорошо запомнил картину Нурамона, где был изображен остров. Каждый день он при помощи заклинания пытался почувствовать это место. Но все было не так, как с песчинками; они либо находились, либо нет. Когда же он искал изображенный на картине пейзаж, его охватывало смутное чувство, что необходимо повернуть на восток. Но достаточно ли чувства, причем настолько смутного?
Избегая вод, принадлежащих троллям, они на протяжении нескольких недель шли вдоль испещренного ущельями побережья Сколтана.
Было летнее утро, они стояли лагерем на берегу под серо-белыми меловыми горами. Фародин отошел от остальных. Как обычно, первое заклинание поиска он использовал, чтобы найти указание на изображенный на картине пейзаж. Он искал нечто большее, чем смутное чувство. Он хотел знать, в каком направлении двигаться, а не просто догадываться.
Затем он сплел заклинание поиска во второй раз. Теперь он держал в руках серебряную бутылочку с песком, он искал песчинки из разбившихся часов. Немного дальше на суше он почувствовал одну песчинку. Он сосредоточился и пустил на самотек силу песка. Словно магнит железную щепку, притягивал песок в бутылке одну-единственную песчинку.
Фародин протянул руку и вскоре почувствовал мягкое прикосновение. Эльф, довольный, добавил песчинку в уже лежавший в бутылке песок. Это был всего лишь крошечный шаг. Но каждый из этих шагов немного приближал их к Нороэлль.
Он тщательно закрыл серебряную бутылочку. Затем в третий раз сплел заклинание поиска. Он закрыл глаза и подумал о море. Хотя он мог почувствовать и те песчинки, которые лежали глубоко под водой, но ему было трудно притягивать их. Постоянное движение воды удерживало их. Одного-единственного мгновения невнимательности было достаточно, чтобы потерять с ними связь. Лучше всего было подойти к ним как можно ближе. Подплыть на лодке и поймать, как только песчинка покажется на поверхности.
Море беспокоило его. Сколько песчинок оно могло поглотить? Песчинок, которые он, быть может, не найдет никогда! А на сколько песчинок может быть меньше в песочных часах, чтобы можно было сломать заклятие королевы?
Фародин отогнал эти мысли и снова сосредоточился на заклинании. Он чувствовал единичные песчинки на дне океана и… его сотрясла дрожь. Там было что-то чужое. Серебряная бутылочка в его руке шевельнулась. Там было что-то, что притягивало ее. Фародин настолько удивился, что потерял нить и вынужден был разорвать заклинание. Что произошло?
Он долго сидел на песке, глядя на море. Что могло быть причиной этого странного феномена? Может быть, есть место, где рядом находится больше песчинок, чем он собрал за все эти годы? И не скала ли это, о которую разбила песочные часы Эмерелль? Или есть еще кто-то, кто собирает песчинки? Кто-то, кому повезло гораздо больше, чем ему? Можно ли исключать эту вероятность? Может быть, стоит попытаться вплести картину Нурамона в заклинание поиска песчинок? Он снова закрыл глаза и сосредоточился. Снова почувствовал тягу на северо-восток. Еще более отчетливую, чем раньше. В мыслях его сформировалась картина. Он увидел камень, о который разбила песочные часы Эмерелль. И что это доказывает? Не может ли быть, что существует другой собиратель? Возможно, он там и ждет их. Фародин отбросил эту мысль. Наверное, от постоянных поисков он начинает сходить с ума. Где может быть больше песчинок, чем там, где Эмерелль разбила песочные часы? Должно быть, он почувствовал место, где находится переход в темницу Нороэлль в Расколотом мире. Он не все решил сказать своим товарищам. Зачем мучить их своими пока беспочвенными страхами? Он спустился в лагерь и рассказал, что теперь им нужно двигаться на северо-восток, в открытое море.
Сколь храбры ни были мандриды, после того как на протяжении трех недель они не видели берега, их охватило беспокойство. Даже Мандред, мужество которого не подвергалось сомнению, однажды утром поведал им о своем беспокойстве, что они могут доплыть до края мира и свалиться в Ничто, если вскоре они не изменят курс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});