Наталья некрасова - Великая игра

— Вот и наш час. — Он показал на дамбу. С той стороны реки в облаке пыли через дамбу ползла темная длинная змея. Единственное, что можно было различить, — бунчук с семью красными хвостами. — Тарни-ан-Мори. Теперь, — он повернулся к трубачу, — труби, чтоб аж жопа треснула! Вперед! — Обернулся к Далану-ан-Эрру. — Надо прикрыть дамбу, чтобы наши прошли. Иди, тебе первому.

Далан-ан-Эрру, сглотнув страх, выпрямился и двинул коня. Не оглядываясь. Даже если его люди и не пойдут за ним, он не окажется трусом. Никогда.

Наверное, умей раздавленный слизень чувствовать, он чувствовал бы себя точно так же. Тело превратилось в сплошной студень, на свет смотреть было невыносимо, двигать глазами, головой да просто думать было настолько больно, что хотелось завыть. Но вместо звука из горла толчками шла горькая едкая рвота. И сейчас он с радостью сменял бы мучительное возвращение к жизни на уютную смерть.

С ним что-то делали. Наверное, что-то правильное, делали милосердно, даже заботливо и осторожно, но Ономори ненавидел сейчас своих заботливых хранителей. С мукой подняв взгляд, он увидел то, что должен был увидеть, — в лучах заходящего солнца Красного Дракона в блеске своей славы. Победителя. В красных лучах солнца и красной чужой крови, красного с ног до головы, и конь его был красен, и меч из бесценной стали был красен, как медный меч самого простого пехотинца. Глаза его сияли, и в них отражалось алое предбуревое закатное солнце. Губы его шевелились, но Ономори слышал только навязчивый, приливающий в голову вместе с болью гул. Он понимал, что наставник и государь его спрашивает, какую он желает награду.

Ономори застонал и попросил яду.

Дожди лили уже вторую неделю. Не перейди они Орон, восстание потонуло бы в грязи. Народ разошелся бы по домам, а потом, с наступлением сухого сезона, государевы войска потопили бы север в крови. Теперь же мятежники были в срединной части, в самом сердце Края Утреннего Солнца, Срединного Государства, Средоточия Мира. Здесь дороги поддерживались в отличном состоянии — тысячи крестьян отрабатывали каждый год дорожную повинность, так что по насыпям в любую погоду могли пройти в ряд шесть колесниц. Впрочем, у Красного Дракона колесниц не было, зато были варвары князя Анао, чьи лохматые коньки не знали усталости и не боялись бездорожья.

Ономори пришел в себя окончательно на десятый день после сражения. Его уже не воротило от еды, он уже мог смотреть на свет, и мускулы лица не сводило от любого движения. Он даже мог ехать верхом, но недолго. Однако по приказу Красного Дракона его везли в паланкине, а рядом, как всегда, невозмутимо и бдительно маячили Пес и Бык.

Его всегда устраивали наилучшим образом — в самом телом и сухом доме. Красный Дракон Тахэй-ан-Лин заботился о своем провидце больше, чем мог бы о родном сыне, будь у него таковой. Правда, Ономори не раз уж слышал, как солдаты шептались, будто бы он и на самом деле незаконный сын Красного Дракона.

Армия шла, оставляя за собой вонь и кучи мусора и дерьма по обочинам ухоженных дорог, а также насаженные на кол трупы мародеров. Красный Дракон не желал ссориться с будущими подданными. Как ни странно, среди этих трупов почти не было варваров — Анао тоже не желал настраивать против себя тех, в чьей стране ему предстояло жить. «Пусть привыкают к нам, — говорил он своим военачальникам. — Пусть приучаются уважать нас и бояться. Пусть приучаются полагаться на нас и привыкают к мысли, что им без нас никак. Поопасаются потом нас задирать, когда будем жить рядом».

Армия шла на столицу. Ибо, как говорит мудрый Тумма-сат, кто владеет столицей, тот владеет государством. Армия воняла, стонала, орала, пела, угрюмо громыхала и ползла, ползла на юг, как бронзовый дракон.

Ономори в тот день обнаружил, что от него воняет страшно, хуже, чем от целой армии немытых варваров. Оно и понятно — сколько дней он провалялся без сил? Даже если за ним и ухаживали, все ж он не дома в постели, да и от любого больного при самом лучшем уходе исходит отвратительный запах немощи и тления. А тут еще и все остальное крепко примешалось.

В тот же самый день, когда он нашел силы позаботиться о себе, он внезапно вдруг спросил себя — а почему отец не навещает его? Или он был у его ложа, а Ономори валялся в своей немощи и просто не осознавал, что отец рядом?

Бык и Пес ничего вразумительного сказать не сумели. Следовало это ожидать. Он приказал найти отца и покорнейше просить его навестить сына.

Вместо отца в опрятный домик деревенского старосты, ныне ютившегося вместе с семьей в амбаре, явился сам Красный Дракон.

Ономори, вымытый и переодетый в чистое, встал приветствовать его, как приветствовал бы отца, удивленный и наложенный тем, что Тарни-ан-Мори все же не пришел. И гневается на сына за то, что тот ушел с Красным Драконом, не спросив отцова дозволения, как полагалось бы почтительному сыну?

Красный Дракон принял поклон и сам в ответ поклонился, как равный равному, чем несказанно удивил и поверг в трепет Ономори.

— Сядь, — после этого велел он и сел сам, подвинув ногой табурет. Ономори послушно сел.

Красный Дракон несколько мгновений в упор смотрел на него, затем тряхнул головой. У него уже довольно хорошо отросли волосы, хотя в мужские косицы заплетать их было еще нельзя, и потому он смотрелся нелепо — взрослый мужчина с прической мальчишки или раба. Впрочем, Красный Дракон имел право на что угодно — он был Красный Дракон.

— Ономори-ан-Мори, он же Моро, — сурово и резко проговорил он, — отныне ты — глава рода Мори. Твой отец мертв.

Ономори не сразу понял смысл сказанного. «Твой отец мертв», — совершенно спокойно повторил он. А потом в ушах зашумело, он жалко сморщился и схватился за голову.

— Он погиб там? На дамбе? — тихо-тихо спросил он.

— Раньше. Его зарезал убийца по приказу Хунду-кана. — Красный Дракон не пытался смягчить слова или вести разговор издалека. Рубил прямо — и так было лучше. Ономори ощутил странный прилив гнева и чувства вины — он не видел этой цены победы. Он просто не смотрел. Не искал. Он даже не подумал, что так может быть…

— Я должен был смотреть, — глухо проговорил он, дернув горлом. Слезы не шли. Застыли где-то в груди тяжелым угловатым комом. Ком царапал горло, когда он говорил, и голос звучал хрипло, лающе. — Я должен был увидеть… чтобы отец не погиб, и чтобы была победа… я должен был найти этот путь…

— Его могло не быть; — сурово отрезал Красный Дракон. — И что бы ты тогда предпочел?

Ономори посмотрел Дракону в глаза.

— Могло не быть — но могло и быть. И незачем сейчас спрашивать. Вышло что вышло, и дар мой отцу не помог.

Он замолчал на мгновение, затем резко поднял голову и заговорил с такой страстью, что Красный Дракон на мгновение отшатнулся: