Азамат Козаев - Ледобой

Он допел, и на поляне воцарилось молчание, распоротое шипением клинков, покидающих ножны.

Я стояла на коленях и ничего не видела. Потеряла счет времени, мне казалось, что прошла целая вечность, хотя кто-то рядом со мной успел досчитать лишь до двадцати. Удивленно протянул надтреснутым голосом:

– А не подарок Сивый!

Да, не подарок. Еще какой не подарок! Сколько воев уйдут в палаты Ратника перед Безродом? И все из-за меня, полоумной! На третьем десятке счета кто-то взревел, чисто дикий бык, а на четвертом – рухнул наземь. Я не знала, кто упал, слышала только глухой стук о землю. Люд безмолвствовал. Наконец тот же надтреснутый голос мрачно изрек:

– Приуддер славно бился, но боян бился лучше.

Гойг пал под мечом Сивого, и Брюст процедил сквозь зубы:

– Двое.

Я не знала, кто теперь выйдет против Безрода, меня просто засасывало тупое, ноющее оцепенение. Тот же надтреснутый голос веско обронил:

– С двумя ему не совладать. Тем паче с такими. С ними и Приуддер по-одному еле слаживал! А уж с обоими разом…

Боги, боженьки, когда это кончится? Уже пал воевода Брюстовой дружины, но я уверена, Сивый стоит прямо, сколько бы ран гойг ни подарил. Знавала я баб, которые болтали, будто красота в мужчине не главное. Дескать, главное, чтобы душой был красив. Никогда не считала себя умнее остальных, но муж с уродливым лицом никогда бы мне не приглянулся. А лицо Безрода, почему-то, очень нравилось!

По тому, как глухо зароптала толпа, стало понятно, что следующие двое, с которыми даже Приуддер еле справлялся, вошли в круг. И тот же скрипучий голос начал отсчет жизни Сивого, – один, два, три…

Я вся обратилась в слух. Каждый звон, с каким клинки встречали друг друга, оставлял глубокую рану в моей душе. С каждым ударом прибывало у меня седого волоса. Во всем этом многоцветном мире знала теперь только дыхание поединщиков, да звон мечей. Ничто иное больше не трогало, не волновало. Кое-что понимала в ратном деле и на слух могла многое распознать. Сивый бился равнодушно и спокойно, не торопился, аккурат на пределе, лишь бы, лишь бы… И когда счетовод неподалеку добрался до пятого десятка, кто-то в ратном кругу глухо застонал, а я перестала дышать. Померещилось, будто стонал Безрод, но через мгновение мечи вновь зазвенели, а от сердца так и не отлегло. Как сжалось в комок, так и осталось.

А люд кругом забыл дышать, на поле установилась мертвая тишина, и тот же поломанный, скрипучий голос, теперь донельзя изумленный, пробормотал:

– А ведь пал Рогр! Того и гляди, Слюдд падет!

Падет ваш Слюдд! Падет, как и Рогр, а до того Приуддер! Во всем обозе нет бойца, равного Безроду!

Вдруг звонкий говор мечей умолк, и на землю кто-то упал. Я, не дыша, ловила звуки толпы. Зайдется криком радости, или захлебнется скорбной тишиной?

Толпа молчала. Словно наяву представила себе раскрытые в изумлении рты, глаза, распахнутые широко, будто ставни. Думали, наверное, – Сивый просто обязан пасть, а вот не пал! Стоит. Еще не одного к Ратнику отправит! Дорого выйдет Брюсту скоропалительный суд!

– Силен, шельма! – с восхищением в голосе прошептал хрипатый счетовод. – Ох, силен!

Меня просто затрясло, как в лихоманке. Сивый все ближе и ближе подвигал миг, когда встать против него придется мне. Уверена – и четверых порубит, и любой ценой останется стоять хоть какой! На последнем издыхании, на последних каплях крови, но встанет и падет под моим мечом. А что потом делать мне, боги? Как жить?

– Четверо! – рявкнул Брюст.

А это уже серьезно. Не знала, сколько ран уносят кровь из моего Безрода, но счетовод все шептал восхищенно:

– Силен, шельма! Ох, силен!

Четверо встали в круг, и звуков боя сразу стало больше, как будто на поляне рубится небольшая дружина. Немного насчитал скрипучий голос, когда толпа взревела от восторга. Порубили Безрода. Не знаю, жив ли еще. Жив. Мечи зазвенели вновь, и почти сразу кто-то захрипел, да так жутко, что толпа в едином порыве взвыла. Повалилось тело, звякнул о камень меч, а хрипатый около меня прошептал:

– О боги, ужасная смерть!

А следом кто-то взревел, и какое-то время стоял невообразимый рев. Бойцы на бранном поле рычали все разом, и, по-моему, я узнала голос Безрода среди прочих. А затем в одно мгновение все стихло. Молчали все. Я жадно ловила хоть малейший звук, хоть стон, хоть хрип. Не знала, что и думать. Меня будто по голове ударили, в голове шумело, я «плыла»…

И услыхала то, что так жаждала услышать. Зычный крик, в котором все клокотало и хрипело. Его не смог перекрыть даже рев Брюста:

– Восемь!

Восемь! Не думала, что может быть хуже. Может. Не думала, что душа может быть так мала и тяжела. Может. Она сжалась в комок и неимоверно отяжелела, меня скрючило и пригнуло к земле, ровно несла в себе непомерную тяжесть. Уткнулась лбом в землю и тихонько завыла. Как волчица. По жилам разбежалось пламя, и весь мир показался мне огромным костром, от которого не спрятаться ровным счетом никуда.

Они еще рубились, криков, стонов, лязга мечей было столько, что я утонула в них, как в море. Сивый еще стоял, еще рубился, или… его дорубали, но все глуше и глуше становился голос боя, все меньше мечей звенело на поляне, и под конец их осталось всего два. Один из них – Безродов. Скрипучий голос подле меня что-то кричал, но я уже не разбирала слов. Слышала только один звук во всем мире.

– Ве-е-е-ерна! – разнеслось по округе. С ужасом узнала голос Безрода.

Настал мой черед. Ратник услышал горячие моленья. Так часто это повторяла, что Великий и Всемогущий Воитель смилостивился над дурой с мечом. Но теперь я не испытывала торжества. Мне придется открыть глаза и увидеть страшное. Чувствуя, что случая больше не представится, Сивый звал меня к себе. Скорее всего полноценного поединка не случится, и Безрод просто отдаст мне свою жизнь. Сколько парней он срубил? Одного, двоих, четверых, восьмерых… Опять полтора десятка?

Толпа расступалась, открывая для меня бранное поле. На том поле стоял единственный живой и, наверное, опирался о меч, чтобы не упасть. Поди, места живого на теле нет, но знала почти наверняка: Сивый усмехается, как всегда. С той усмешкой на костер вознесут.

– Встань, Верна! – холодный рокочущий голос заставил меня вздрогнуть.

Этот человек без колебаний ответил за мою глупость собственной кровью. Просто пришел – и взял свое. Свое – это пятнадцать рвущих и полосующих мечей и прямой взгляд, которого Безрод не прятал. Никто в толпе больше не оспаривал его правоты. Не ожидали, вислобрюхие?! Назначая правила поединка, какой-то умник вспомнил старый полузабытый уклад, когда на место одного вставали двое, и так до бесконечности. Это говорит лишь об одном – решили погубить, во что бы то ни стало. Но никто даже вообразить не смел, как один человек рубит пятнадцать! Знал бы Брюст, что полдружины потеряет, приказал бы стрелами расстрелять, и то дешевле обошлось. Хотя, не знаю, Сивому только скажи «руби»… Сейчас открою глаза и увижу этот прямой взгляд. Вот только открою глаза, и выпрямлюсь. Мое время. Пора…