Раймонд Фейст - Хозяйка Империи

Кевин мог бы посмеяться над ее непоследовательностью. Рассердившись на себя за то, что она блуждает мыслями в прошлом, когда под угрозу поставлено все ее будущее, Мара оторвалась от воспоминаний о своем любовнике-варваре… и тут же поймала себя на том, что тревожится за Хокану.

Муж не знал, где она, и не должен был — во имя безопасности — получить от нее ни единого, даже самого невинного слова до тех пор, пока она не заберется достаточно далеко в глубь территории Турила. Мару пронзило острое сожаление о том, как мало у нее было возможностей поговорить с ним со дня их злополучной встречи после рождения Касумы. Никогда еще он не был так ей необходим, как сейчас. Насколько легче было бы у нее на душе, если бы она могла довериться ему, найти опору в его неизменном сочувствии и умении постигать суть происходящего! Она тревожилась и за него, потому что он сейчас улаживал дела с родственниками, каждый из которых стремился возвыситься в семейной иерархии. Смерть любого сильного властителя неизбежно приводила к обострению соперничества между его родичами, претендующими на долю наследства или власти. Мара вздохнула. Она надеялась, что Хокану сможет навещать детей, оставленных в императорском дворце, если примет пост, предложенный ему Ичиндаром. Нельзя же допускать, чтобы Касума росла без отцовской любви, а Джастин — это такой подарочек, что никто из дворцовых слуг с ним не справится. Мара снова вздохнула. Если бы знать, не получится ли так, что она вернется из Турила, заручившись помощью против грозного могущества магии, лишь затем, чтобы все ее усилия пошли прахом из-за двух малышей, которые к тому времени превратятся в испорченных, избалованных бездельников!

— Ты думаешь, что все наше путешествие может оказаться пустой затеей? — раздался тихий голос.

Подняв глаза, Мара с удивлением увидела Сарика, стоявшего на пороге каюты. Она не заметила, как он подошел. Когда корабль движется, внутри него все время что-то скрипит и постукивает; возможно, именно эти шумы заглушили звук шагов советника, а простая длинная туника позволяла ему как бы растворяться в тени.

Мара слабо улыбнулась.

— Я думаю, что мы могли бы обойтись и без воркотни Камлио, — сказала она, не желая делиться своими подлинными мыслями.

Сарик ответил беглой ехидной усмешкой:

— Да уж, если послушать ее жалобы, то можно подумать, что она знатная дама, а ты — запуганная служанка.

Мара засмеялась:

— Неужели мне бывает так же трудно угодить?

Советник скромно примостился на морском сундучке.

— А ты сама чувствуешь, что тебе угодить так же трудно?

— А как же.

Внезапно осознав, что у нее на душе становится легче просто от хода корабля, идущего под всеми парусами, Мара выдернула шпильки из прически, и ее густые волосы свободно рассыпались по спине. Она обвела руками полутемную каюту с яркими подушками и занавесками из бус. Стоило судну чуть-чуть накрениться, и эти бусинки ударялись друг о друга со звуком, напоминающим о детских погремушках.

— Я устала от тесноты и от всей этой игры в прятки. — О непрерывном страхе и напряжении она не стала упоминать. Отправиться в чужую страну, не возложив на себя никаких парадных регалий, подобающих ее высокому рангу, под охраной всего лишь десяти солдат и с провожатым, которому от рождения была уготована участь пастуха в горах! Это путешествие не шло ни в какое сравнение с ее прежним походом в Дустари, когда она шла во главе целой армии, со своим командным шатром и всеми удобствами, к которым привыкла дома.

Сарик криво усмехнулся:

— По-моему, ты подумываешь о том, чтобы пойти на риск и купить в Калхе новые носилки. — Искра, промелькнувшая в его глазах, наводила на мысль, что у него было что еще сказать. Мара удержалась от комментариев, и ее советник, откинув со лба волосы, продолжил:

— Видишь ли, Люджан успел уже прогуляться по рынкам. Он нашел подержанные носилки, сплошь покрытые черным лаком, изукрашенные речными камешками и увешанные бахромой со всех сторон.

Тут рассказчик сделал многозначительную паузу.

— Продолжай, — поторопила его Мара, на время позабыв о своих горестях; именно этого и добивался хитроумный советник. — Почему же мой доблестный военачальник не купил такое чудище?

Сарик широко улыбнулся:

— У тех носильщиков, которых можно купить на невольничьем рынке, не хватит мяса на костях, чтобы они оторвали от земли эту проклятую штуковину, а если за шесты возьмутся бойцы из твоего почетного эскорта, то у них не останется свободных рук для мечей. Кроме того, по словам Люджана, если тебя засадить в этот короб вместе с подружкой Аракаси дольше чем на час, вы там передеретесь, как две цетирки.

Мара так и ахнула при сравнении с существами, похожими на кошек и известными исключительной драчливостью самок:

— Люджан сказал такое?

Сарик промолчал, и Мара заподозрила подвох.

— Люджан ничего подобного не мог сказать! — воскликнула она в негодовании. — Чего ты добиваешься своими шуточками? Хочешь поссорить меня со своим кузеном?

Сарик скрылся под маской придурковатого простофили.

— Убирайся! — приказала ему хозяйка. — Оставь меня и пришли сюда Камлио. Она, может быть, и не желает принять ванну, но я-то уж точно хочу. И это надо сделать до того, как мы окажемся в открытом море и начнется сильная качка: тогда уже нам будет не до ванн.

— Как будет угодно госпоже, — сказал Сарик, плавно поднимаясь для положенного поклона.

Когда он вышел, ничуть не пристыженный, властительница сообразила, что он добился своей цели: от ее угнетенного состояния не осталось и следа. Да, ей не довелось побывать в Равнинном Городе, не довелось разделить со спутниками радостное возбуждение, овладевающее человеком во время отплытия корабля, но она направлялась в такие земли, куда, насколько ей известно, не ступала еще нога ни одного человека из Акомы.

Позднее, выкупавшаяся в ванне и умащенная благовониями, хотя и одетая в самое простое платье, властительница стояла на носу «Коальтеки», наблюдая, как срывается пена с гребней волн и как, играя, выпрыгивают из воды радужные рыбы-джейлоры. Когда их чешуя сверкала в лучах закатного солнца, Мара смеялась от восторга, не обращая внимания на буравящие взгляды Камлио.

— Что ты здесь видишь интересного, когда кругом одна вода? — однажды спросила ее куртизанка, не скрывая отвращения, которое вызывали у нее раскинувшиеся вокруг безбрежные просторы. Казалось, она умышленно опустила обращение «госпожа», как будто специально стараясь рассердить Мару.

— Я вижу красоту, — ответила Мара, словно не замечая издевки в вопросе спутницы. — Я вижу жизнь. Надо дорожить минутами покоя, которые выпадают между битвами. Это я поняла, когда стала властительницей.