Ян Ирвин - Врата трех миров

— А ты, Иггур?

— Даже если бы у меня было в распоряжении сто врат, я бы пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей, — холодно произнес Иггур. Он винил Карану и в потере Магреты.

Дорога была долгая и трудная, приходилось идти в гору. Особенно тяжело было на продуваемой всеми ветрами тропинке, которая шла вдоль реки Гарр. Карана мучилась всю дорогу: каждый даже самый осторожный шаг носильщиков отдавался такой болью в ее теле, что она плакала. Ночью было еще довольно холодно, так что слезы замерзали у нее на щеках. Она лежала без сна, вспоминая, как хракс уносил боль, и ей хотелось его. Это не было страстное желание, но оно всегда присутствовало.

По пути Лиан отвел Шанда в сторону:

— Ты как-то сказал, что хотел бы компенсировать то, что сделал мне.

— Сказал, — равнодушно подтвердил Шанд. — Чего ты у меня просишь?

— У Караны была старая серебряная цепочка, которую мы нашли в Катадзе. Ты заложил эту вещицу для нее, когда я был в темнице у Иггура в Туркаде. Цепочка ей очень дорога. Если бы ты мог ее забрать…

Шанд дернулся, как пара лягушачьих лапок на батарейке у алхимика.

— Возможно, ее… трудно будет вернуть. Из-за войны я имею в виду.

— Ты попытаешься?

— Да. — И Шанд зашагал вперед.

При их скорости на то, чтобы выбраться на тропу, которая вела вниз, в Готримский лес, ушло пять дней. Поздним вечером на шестой день пути они проходили мимо мрачных руин Каркарона, стоявших на утесе. Они смахивали на разбитую бутылку. Глаза Караны затуманились при мысли об отце. Жажда прибегнуть за утешением к храксу стала сильнее.

В ту ночь они продолжили путешествие, не желая разбивать лагерь на тропе. У подножия утеса был каменный мост, и отряд перешел по нему на другую сторону. Овраги, через которые Карана перебиралась после хайта, были теперь затоплены. Вскоре тут образуются непроходимые потоки. Наконец-то качалась весна.

Они позавтракали в павильоне у Черного Озера и, передохнув около часа, двинулись в путь. Носильщики осторожно ступали по горной тропинке. Лиан, который в свою очередь нес сейчас носилки, о чем-то задумался.

— В чем дело? — осведомилась Карана.

— Да так, просто вспомнил. В прошлый раз, когда я был здесь, это меня несли на носилках. А потом как раз на этом месте появился транкс.

— Ну что же, хотя бы об этом мне не нужно беспокоиться: он давно мертв.

— Но сколько же их еще на свободе?

Последняя часть пути казалась нескончаемой, но вот они спустились с гор и оказались на хорошо утоптанной дороге, ведущей в Готримское поместье. Карану внезапно охватил страх, что ее дом постигло какое-то несчастье. Но вскоре над вершиной холма показались его каменные дымовые трубы и крыши из зеленого шифера. Готрим предстал перед ними, такой же, как всегда, — маленькое старое, сильно обветшавшее, поместье. Одно крыло — в лесах, в садах уныло и пусто.

— У него заброшенный вид, — с беспокойством произнесла Карана.

Обогнув дом, они увидели с полдюжины детишек, которые гонялись друг за другом по клумбам. Одна из вишен в саду начала цвести. Дети с криком подбежали поглазеть на незнакомцев. В дверях черного входа показались люди, и среди них Карана увидела седые волосы и сутулую фигуру Рахиса — оплота Готрима и всей ее жизни с тех пор, как умер ее отец. Она издала вздох облегчения. «Рахис жив! Значит, все будет хорошо!»

Ее хотели отнести наверх, в ее спальню, и положить на огромную кровать, но, несмотря на довольно сильную боль, Карана и слышать об этом не хотела.

— Положите меня вон там, — сказала она, указывая на уголок между камином и окном в старой башне. — Я буду там спать, пока мне не снимут гипс. Я хочу все видеть.

В тот вечер в Готриме был банкет. На нем ели продукты аркимов, которые пришедшие захватили с собой из Шазмака (правда, многие обитатели Готрима были не в восторге от причудливой иностранной еды). Вино достали из погреба Караны. Сожгли целую поленницу, чтобы все прибывшие смогли смыть с себя недельную грязь. У Караны невыносимо чесалась кожа под гипсом, но ей пришлось довольствоваться обтиранием.

В Готриме они впервые за несколько недель услышали новости, и эти новости были нерадостные. Странные существа, умные, как лорски и транксы, такие же кровожадные и дикие, большие и маленькие, самых различных видов, появившиеся ниоткуда, распространились по всему Мельдорину. Особенно много их было в Эллюдорском лесу.

На следующее утро Карана вновь оказалась на носилках, она проверяла состояние садов и ход строительных работ, когда к парадному входу подъехал какой-то незнакомец в сопровождении двух солдат.

— Наверно, один из лейтенантов Иггура с депешей, — предположил Лиан.

— Мне бы лучше их поприветствовать. Внесите меня, пожалуйста, в дом.

Когда Карану внесли в холл, она увидела дородного мужчину с черными глазами и крючковатым носом, который беседовал с Иггуром. Ноги у него были длинные и тонкие.

— Он не похож на солдата, — заметила Карана. — Скорее чиновник.

— Или сборщик налогов!

Она озадаченно посмотрела на Лиана. Об этой проблеме Карана совсем забыла.

Иггур сделал жест в ее сторону, и мужчина направился к ней.

— Карана Элинора Мелузельда Ферн?

— Да, это мое имя.

— Я Гарлиш Тунк, сборщик налогов в районе, именуемом Горы Баннадора. Вот мое удостоверение.

Открыв кожаный портфель, он извлек оттуда документ — пергамент, исписанный черными чернилами. Внизу стояла печать Иггура.

Карана даже не взглянула на документ. Вряд ли этот человек был самозванцем.

— Я знаю, кто ты.

— Сумма, которую ты должна уплатить, составляет пятьсот сорок таров, — сказал Тунк. — Вот документ, где все подсчитано.

И он вручил Каране бумажный свиток, перевязанный черной лентой.

— Траурная лента очень сюда подходит, — заметила Карана, которая не стала читать и этот документ.

— Пожалуйста, ознакомься с подсчетами, — настаивал сборщик налогов. — Таков закон в государстве Иггура, а он требует, чтобы все делалось по правилам.

Карана прочла документ. Столько-то таров за дом; столько-то — за землю, дорогу и мосты; подушная подать на ее арендаторов и работников; налог на право ловить рыбу в реке Райм; и еще налог на Готримский лес.

— А это что такое? Налог на лес?

— В нем много ценной древесины.

— Она не имеет цены: ведь ее нельзя использовать.

— Значит, ты отказываешься от права собственности? — Карана ничего не ответила. Отказаться от права собственности на землю! Да это неслыханно!

— Я не могу уплатить пятьсот сорок таров, — сказала она.