Анджей Сапковский - Владычица озера

— Выпьем, — глухо повторили Лютик и Ярпен Зигрин. «Выпьем», — подумал ведьмак.

Вирсинг, седовласый мужчина, бледный и худой как щепка, прямая противоположность привычному стереотипу корчмаря и мэтра кухонных таинств, поставил на стол корзину белого ароматного хлеба, потом огромное блюдо, на котором на подстилке из листьев хрена лежали улитки, шипящие и брызгающие чесночным маслом. Лютик, Геральт и краснолюды прытко взялись за дело. Пища была исключительно вкусна и к тому же невероятно забавна, поскольку приходилось ловко манипулировать странными щипчиками и вилочками.

Ели, причмокивали, подхватывали на хлеб вытекающее масло. Добродушно поругивались, когда то у одного, то у другого улитка выскальзывала из щипчиков. Два котенка от души веселились, гоняя и катая по полу пустые раковинки.

Запах, шедший их кухни, говорил о том, что Вирсинг жарит вторую порцию.

Ярпен Зигрин вяло махнул рукой, прекрасно понимая, что ведьмак не отстанет.

— У меня, — сказал он, высасывая ракушку, — в принципе ничего нового. Немного повоевал… Немного починовничал, меня ведь помощником старосты избрали. Придется делать карьеру в политике. В любом другом деле большая конкуренция. А в политике — дурак на взяточнике сидит и грабителем погоняет. Легче выбиться.

— У меня, — сказал Золтан Хивай, размахивая прихваченной щипчиками улиткой, — на политику смекалки нету. Я водяно-паровой металлургический заводишко варганю в компании с Фиггисом Мерлуццо и Мунро Бруйсом. Помнишь, ведьмак, Фиггиса и Мунро?

— Не только их.

— Язон Варда полег под Яругой, — сухо сообщил Золтан. — По-дурному, в одной из последних стычек.

— Жаль парня. А Персиваль Шуттенбах?

— Гном-то? Ну, у этого все в порядке. Хитер, бродяга. От набора отбрехался, какими-то древнейшими гномовскими законами прикрылся, дескать, ему религия воевать запрещает. И ведь отвертелся-таки, хоть каждой собаке известно, что он всех богов и богинь за одну маринованную селедку заложит. Сейчас у него ювелирная мастерская в Новиграде. Знаешь, купил у меня попугая, Фельдмаршала Дуба, и сделал из несчастной птицы живую рекламу, научив кричать: «Брылльянты! Брррыльянты!» И, представь себе, клюет народишко-то. У гнома клиентов до пупка и выше, полны руки работы и набитые карманы. Да-да, это ж Новиград. Там деньги на улицах валяются. Потому и мы наш заводик собираемся в Новиграде запустить.

— Люди станут тебе двери дерьмом мазать, — сказал Ярпен. — Камнями окна вышибать. И зачуханным карликом обзывать. И ничуть тебе не поможет, что ты, мол, фронтовик, что за них, мол, дрался. Будешь парией в том своем Новиграде.

— Как-нито выдюжу, — весело сказал Золтан. — В Махакаме слишком большая конкуренция. И сверх плеши политиков. Выпьем, ребяты? За Калеба Страттона. За Язона Варду.

— За Регана Дальберга, — добавил Ярпен, грустнея. Геральт покачал головой:

— Реган тоже?

— Тоже. Под Майеной. Одна осталась старая дальбергова жена… А, к чертям собачьим! Хватит, довольно, кончим об этом, выпьем! И поторопимся с улиточками, Вирсинг снова тащит.

Краснолюды, распустив пояса, выслушали повествование Геральта о том, как княжеский роман Лютика окончился на эшафоте. Поэт прикидывался оскорбленным и не комментировал. Ярпен и Золтан ревели и пускали от смеха ветры и слезы.

— Да, да, — наконец осклабился Ярпен Зигрин. — Как говорится в старой песенке, «хоть муж подковы лихо гнет, а вот от бабы не уйдет»! Несколько прекрасных примеров справедливости этой истины собрались сегодня за одним столом. Взять хотя бы Золтана Хивая. Повествуя о своих новостях, он забыл сказать, что женится. Вскоре, в сентябре. Счастливую избранницу зовут Эвдора Брекекекс.

— Бре-кен-риггс, — проговаривая каждый слог, поправил Золтан, насупившись. — Сколько раз можно повторять? Надоедает ведь, Зигрин. И давай поосторожней, ибо, когда мне что-то начинает надоедать, я могу и приперчить как следует!

— Где свадьба? И когда точно? — примирительно подхватил Лютик. — Спрашиваю, потому что, может, заглянем. Если пригласишь, ясное дело.

— Еще не решено, что, где и вообще ли, — буркнул Золтан, явно сконфуженный. — Ярпен опережает события. Вроде бы мы с Эвдорой уговорились, но как знать, что будет? В наши-то, курва, беспокойные времена?

— Второй пример бабской всесильности, — продолжал Ярпен Зигрин, — это Геральт из Ривии, ведьмак… и лыцарь, хе-хе.

Геральт делал вид, что целиком поглощен поглощением улитки. Ярпен фыркнул.

— Чудом отыскав свою Цирю, — заявил он, — ведьмак позволяет ей уехать, соглашается на новое расставание. Снова оставляет ее одну, хотя, как кто-то здесь справедливо заметил, времена, курва, не из самых спокойных. И все вышесказанное вышеупомянутый ведьмак делает лишь потому, что так, видите ли, желает некая женщина. Ведьмак все и всегда делает так, как того желает оная женщина, известная народу под именем Йеннифэр из Венгерберга. И ладно бы, если б вышеупомянутый ведьмак хоть что-то от этого имел! А он не имеет. Воистину, как говаривал король Дезмонд, заглянув в ночной горшок после того, как освободил желудок: «Умом все это не объять».

— Предлагаю, — Геральт с обаятельнейшей улыбкой поднял кубок, — выпить и сменить тему.

— О, вот это то, что надо, — дуэтом ответили Лютик и Золтан.

Вирсинг поставил на стол третье, а потом четвертое блюдо с виноградными улитками. Не забыл, разумеется, о хлебе и водке. Едоки уже достаточно насытились едой, поэтому неудивительно, что тосты произносились немного чаще. Неудивительно также, что в разговоры все чаще пробиралась философия.

— Зло, с которым я боролся, — повторил ведьмак, — было проявлением действий Хаоса, рассчитанных на то, чтобы нарушать Порядок. Ибо там, где ширится Зло, Порядок воцариться не может, все, что возведет Порядок, рухнет, не устоит. Огонек мудрости и пламечко надежды, костер тепла, вместо того чтобы разгореться, погаснут. Опустится тьма. И во тьме будут клыки, кости и кровь.

Ярпен Зигрин погладил бороду, жирную от вытекающего из улиток чесночно-пряного масла.

— Оч-ч-чень это даже хорошо сказано, ведьмак, — согласился он. — И, как сказала молоденькая Керо королю Вриданку при их первом общении, «недурная штучка, но есть ли у нее какое-то практическое применение?».

— Суть существования, — ведьмак не улыбался, — и оправдание существования ведьмаков поколеблены, поскольку борьба Добра со Злом теперь идет на другом поле боя и ведется совершенно иначе. Зло перестало быть хаотичным. Перестало быть слепой и стихийной силой, против которой призван был выступать ведьмак, мутант, столь же убийственный и столь же хаотичный, как и само Зло. Сегодня Зло правит законами — ибо законы служат ему. Оно действует в соответствии с заключенными мирными договорами, поскольку о нем, Зле, подумали, заключая эти договоры.