Джордж Мартин - Воины

— Я был бы просто без памяти счастлив, если бы можно было пойти отпинать их по тощим задницам, — сказал он Бесарабу. — Но пока они не суют рыла в наш район...

Мастер-сержант пожал плечами, и Бесараб кивнул. А потом негромко рассмеялся.

— Что такое? — поинтересовался Бачевски, приподняв бровь.

— Да просто мы с тобой настолько похожи! — Бесараб качнул головой. Отрицай, если хочешь, мой Стивен, но в душе ты славянин!

— Я? В душе? Бачевски рассмеялся, посмотрев на свои черные как смоль руки. — Я же уже тебе говорил! Если кто-то из моих предков и бывал в Европе, он туда попал из Африки, а не из степей!

— А! — Бесараб погрозил ему пальцем. — Это ты так говоришь, но я-то знаю! Бачевски! Это что — африканская фамилия?

— Нет, это, должно быть, фамилия хозяина моего пра-пра-пра-деда или пра-пра-прабабки.

— Чепуха! Славяне в Америке девятнадцатого века были слишком бедны, чтобы владеть кем бы то ни было! Нет, нет. Уж поверь мне это в крови. Где-то среди твоих предков был — как вы там, американцы, выражаетесь? — славянин в стоге сена!

Бачевски снова рассмеялся. Он и вправду снова научился смеяться по крайней мере иногда, — и они с Бесарабом уже и раньше говорили на эту тему. Но затем лицо румына посерьезнело, и он, перегнувшись через стол, коснулся руки Бачевски.

— Где бы ты ни родился, мой Стивен, — негромко произнес он, — теперь ты валах. Ты это заслужил.

Бачевски отмахнулся, но не мог отрицать, что на душе у него потеплело. Он знал, что Бесараб говорит совершенно искренне, так же как и знал, что заслужил место его заместителя, обучая местных сельчан и наводя дисциплину. Бесараб как-то ухитрился запасти впечатляющее количество стрелкового оружия и пехотного оружия поддержки, но как бы смертоносны ни были Таке Братиану и прочие члены изначальной группы Бесараба сами по себе, совершенно ясно было, что никто из них понятия не имел, как следует обучать штатских. Стивен Бачевски же, напротив, много лет обучал изнеженных штатских американцев, делая из них морских пехотинцев. По сравнению с этим обучение выносливых, закаленных горами румынских крестьян был просто плевым делом.

«Я просто надеюсь, что никому из них это обучение не пригодится», — подумал мастер-сержант и снова помрачнел.

Ибо это снова вернуло их к изначальной теме разговора.

— Мне это не нравится, Мирча, — повторил он. — У них нет совершенно никаких причин устраивать базу и этих гребаных горах. Разве что произошло что-то такое, о чем мы с гобой не знаем.

— Согласен, согласен, — кивнул Бесараб, снова поиграл запиской, потом пожал плечами. — Рано или поздно они пойдут на какую-то форму урегулирования — если только не собираются просто перебить нас всех.

Кислая мина явственно показывала, что румын думает о собственных рассуждениях, но он решительно продолжил:

— Народу этой земли уже доводилось пережить завоеван не. Несомненно, он может это сделать и еще раз, а если бы эти шонгайрийцы собирались просто всех перебить, а не завоеван., они бы начали с того, что уничтожили из космоса все до единого хоть сколько-то крупные города. Но я не позволю подчинить им мой народ, не сохранив самые лучшие условия, каких только мы можем добиться. А если они докажут мне, что я ошибаюсь, если они продемонстрируют, что обосновались здесь ради уничтожения, а не ради завоевания, они заплатят куда дороже, чем им когда либо приходило в голову, прежде чем станут править этими горами.

Несколько мгновений в комнате царила холодная, опасная тишина. Затем Бесараб встряхнулся.

— Итак, нету особого смысла строить гипотезы, пока у нас нет информации из первых рук. Потому, я полагаю, мы должны поближе взглянуть на эту новую базу, прикинуть, что у них может быть на уме. — Он постучал пальцем по записке. — Согласно вот атому, они почти достроили ее, прежде чем Илиеску заметил ее наличие. Потому, возможно, будет лучше, если мы с Таке проверим ее лично.

Бачевски открыл было рот, собираясь возразить, и закрыл обратно. Он поймал себя на том, что ему всегда делается не но себе, когда Бесараб уходил шастать по горам, исчезая с его глаз. В глубине души мастер-сержант обижался, что Бесарабу даже в голову не пришло пригласить его поучаствовать в этом небольшом путешествии. Но, хоть ему и неприятно было признавать это, он, по правде говоря, был бы, вероятно, в этом предприятии скорее помехой, чем подспорьем.

А Бесараб с Таке Братиану, похоже, оба видели, как коты, и двигались, как скользящие по ветру листья. Бачевски далеко было до их умения бесшумно двигаться по ночному лесу, и он это знал... как бы ему ни было неприятно признавать, что кто-то хоть в чем-то его превосходит.

— Пойдем сегодня ночью, — решил Бесараб. — А пока я буду отсутствовать, ты приглядишь тут за порядком вместо меня, мой африканский славянин, хорошо?

— Пригляжу, — согласился Бачевски.

Полковник Харах не любил деревья.

Так было не всегда. По правде говоря, на самом деле он их любил — до того, как империя вторглась на эту треклятую планету, крепких слов на нее не хватает. Теперь полковник от всей души предпочитал ровные пустые пространства — и лучше всего, чтобы вокруг была голая, изрытая обстрелом земля, где не спрятаться ни гаришу, ни одному из местных «кроликов». На всякой другой местности, похоже, самопроизвольно зарождались человеки... и такое впечатление, что оружие было у них у всех.

Полковник не нуждался в докладе командира базы Шайрез, чтобы знать, что человеки — чокнутые, все до единого! Конечно, приятно было получить подтверждение своего мнения, и полковник просто пришел в восторг, узнав, что умозаключения командира базы заставили командующего флотом Тхикайра изменить свои планы. Как только последний мерзкий людь будет стерт с лица земли, эта планета вполне может превратиться в чудное место для жизни.

При этих мыслях полковник, сидевший перед голографической картой местности в своем командирском гравиплане, скривился.

«На самом деле, Харах, в глубине души ты восхищаешься этими существами, ведь правда? — подумал он. — В конце концов, мы убили тысячи человеков за каждого потерянного шонгайрийца, а у них до сих пор хватает мужества абсолютно безумного, полностью противоречащего здравому смыслу, ошеломляюще нелепого мужества — выступать против нас. Будь у них хоть вполовину столько же мозгов, сколько есть характера, они признали бы наше верховенство и подчинились нам еще несколько месяцев назад! Но нет же! Они просто не могут этого сделать, верно?»

Харах зарычал, вспомнив те тридцать пять процентов изначального состава полка, которые он потерял во время подчинения того, что некогда было городом Цинциннати. Командир дивизии Тесук отправился туда с тремя полками. А вернулся с одним неполным. И им в конечном итоге все равно пришлось разбомбить половину города с орбиты. В той человековской стране, которая называлась «Соединенные Штаты», оружия, похоже, было больше, чем самих человеков!