Татьяна Патрикова - Хитрости эльфийской политологии

— Ир… — начал я.

— О чем ты хотел поговорить? — слишком спокойным голосом произнес он.

— Карл дает нам пять дней отгулов, если сможем убедить Снежня тоже дать добро.

— Когда? — мерцающий не посчитал нужным скрыть свое изумление и повернулся ко мне снова.

— После выходных. Я подумал, что мы могли бы пожить в Чаще Лис. Там спокойно. А у меня нас все равно будут дергать.

Вместо ответа Ир снял со своих плеч мою руку и притянул меня к себе, положил ладони на бедра. Похоже, это не я тут озабоченный извращенец, а некто мерцающий активно входит во вкус свободных нравов земли. Ведь не просто же так в моем присутствии все его мысли сводятся к чему-нибудь в этом роде. И всякие намеки видятся даже там, где их и в помине нет.

— У меня с ним ничего нет. Он мой ученик и точка. Тебе придется смириться с тем, что время от времени я буду с ним возиться.

— Входишь во вкус, сенсей? — поинтересовался я с улыбкой.

— Это ты о чем? — не понял он.

— Ну, насколько я могу судить, тебе нравится поучать…

— Это ты о себе?

— Ага. По личному опыту…

Так что мысли о предстоящем отдыхе грели мне душу до самого конца недели. Поэтому я так активно подчищал концы. То есть старался сделать как можно больше, чтобы в мое отсутствие не случилось ничего экстраординарного. Даже каким-то хитрым Макаром умудрился помирить Илю с Елкой, хотя в их направлении не делал никаких отчетливых движений, просто отпустил парочку замечаний в присутствии темной. Короче, напомнил ей, что есть такая интересная штука, как ревность. Просто, как мне показалось, до этого Иле и в голову не приходило, что Елка может плюнуть на все и уйти от нее к другой. Хотя, не совсем так. Думаю, она вполне отдавала себе отчет, что устав от её темных заморочек, дракон может сбежать к какой-нибудь драконихе или даже светлой эльфийке, пусть даже к человеческой девушке, но я зародил в ней зерна подозрения, что Ель может направить стопы к другой темной. Вот чего не захотела стерпеть наша юная Владычица. Так что дракон был возвращен на место. Как уж она его обратно завлекала, не могу сказать. Не мое это дело, по большому счету. Тем не менее, могу сделать вывод, что после этого Ель почувствовал себя куда увереннее. Так что теперь их с Илей частенько можно было видеть вместе. Что не могло не радовать. Счастливый дракон — бойкий дракон.

На фоне всего этого мой официальный заместитель развил настолько бурную деятельность, что я только диву давался. Елка на самом деле сумел как-то разгрузить меня за эти дни. Теперь сначала бежали за советом к нему, а потом он уже сам решал, кого из страждущих перенаправить ко мне, а с кем он и сам может разобраться. Так у меня появилось немного свободного времени, о котором раньше приходилось только мечтать, правда, тут же нашлось чем его заполнить. Ко мне повадился прибегать Клёма. И не просто так. Сначала он находил меня, потом тащил к Илюхе с его вундерами. Те пару дней относились к новоявленному товарищу настороженно. Поэтому нам с братом приходилось танцевать польку-бабочку, чтобы как-то разредить обстановку и помочь приемышу императорской семьи адаптироваться в сложившемся коллективе своих сверстников.

В первый раз маленький мерцающий слинял из дворца во вторник. Причем тайно. О чем не преминул мне сообщить прямо с порога, на котором материализовался нежданно-негаданно. Я чуть не поседел от такого заявления. Ир, с которым мы как раз завтракали, тоже. Так что первым делом мне пришлось выпытывать у малыша, почему он не посветил в свои планы хотя бы Снежня, с которым, как мне казалось, у него сложились вполне доверительные отношения.

— Он меня совсем за малыша держит. И не хочет понять, что мы взрослеем не линейно, — выдал желтоглазый ребенок, сидя на табуретке и обеими руками прижимая к себе капуцина, который, как не странно, не сопротивлялся, и даже, напротив, кажется, прислушивался к нашему разговору с его хозяином. Неужели, и эту зверюгу уже успели подвергнуть магической обработке? Чем черт не шутит! Скорей всего, так и есть. Но я отвлекся. После слов Клёмы, я повернулся к Иру.

— Что значит, нелинейно?

— Чем больше ты накопил слепков и соответствующих им мерцаний, тем психологически старше ты становишься.

— Это я понимаю. У нас тоже есть тесты на психологический возраст, который далеко не всегда совпадает с номинальным. И что?

— И то. Номинальный — это физический возраст организма, так?

— Конечно.

— А теперь подумай о том, что мы можем придать своему организму любой вид. И внутренним органам тоже.

— Я могу превратиться старичка, — поддержал старшего мерцающего Клёма, — а могу и в младенца. Конечно, у меня из-за сна не такой уж обширный опыт по части мерцаний, но я быстро учусь. К тому же, снимать слепки при дворе удобно, так как там много кто появляется. Разные расы, разные характеры. Это интересно.

— И, главное, — понял я, — быстро.

— Вот именно! — поддержал меня малыш.

— То есть теперь, когда ты знаешь, что у тебя за спиной есть такая нехилая стенка, как Снежень, ты перестал бояться каждого шороха и быстро прогрессируешь. Поэтому тебе скучно в четырех стенах.

— И с девочками, — добавил Клёма и отвел глаза, — Лиди взрослеет не так, как я.

— Конечно, — вставил Ир, — у нее же есть родители. Они корректируют этот процесс. К тому же, ты из пробужденных. Не удивлюсь, если после такое сна взросление вообще будет двигаться скачками.

— Гигантскими, надо понимать, — задумчиво протянул я, поднял руку и попытался погладить обезьяну на коленях мальчика, но возле пальцев недвусмысленно щелкнули острые зубы. Я автоматически отдернул руку.

— Он не любит, когда его трогают, — сказал на это мальчик.

— Во дворце слишком много желающий его потискать?

— Не только потискать, но и изучить, — со вздохом добавил мерцающий. — Так ты примешь меня в эту вашу группу умных детей?

— Это ты про вундеркиндов?

— Угу.

— Тогда сначала мы поговорим со Снежнем. Плохо, что ты сбежал. Неужели, ты не мог прямо с ним поговорить?

— Я пытался, но без тебя у меня не очень получилось. Он так и не понял, хотя я столько сделал, чтобы доказать, что старше, чем выгляжу.

— Сделал, но не сказал, я правильно понял?

Мальчик спрятал глаза и громко засопел.

— Все та же проблема, — хмыкнул я, — Никто не хочет говорить с другими прямо.

— Можно подумать, — бросил Ир, — в вашем мире её нет.

— Да, ладно! У нас тоже все, даже самые близкие люди, как правило, молчат как партизаны, до последнего. И расстаются.

— Насовсем? — занервничал Клёма.