Людмила Астахова - Волчьи игры

Чего-то подобного Джэйфф ожидал от Яростной и только мрачно кивнул:

– Блудил потому что.

Сам просил одну зубастую дочь Хелы помочь переплести косы, прекрасно зная, что делает и чем это чревато для них обоих.

Локка покачала головой и сурово нахмурилась:

– Все шутишь? Знаешь, почему я не могу сейчас явиться этим псам, – кивнула наверх, на низкий потолок, – и приказать им сбить с тебя цепи и зарезаться самим? Они меня не слышат. Они больше не ролфи. Здесь, среди смесков, очень просто забыть, кто ты есть, и разучиться слышать тоже просто.

Так бывает очень часто – крутится слово на языке, щекочет нёбо, а сказать не получается. Чувство, должно быть, незнакомое богам. Ибо Локка произнесла вслух то, во что Джэйфф никак не мог поверить до конца. Элайн Конри – никакая не ролфи! Отсюда встречи с северянами, оттого равнодушие к Шанте, потому и готовность заключить союз с кем угодно. Один бог – Власть, одна молитва – звон золота. Сильный бог и действенная молитва, стоит заметить. Кое в чем и Предвечному до него далеко. Во всяком случае, божество диллайн не искушало шурианские души.

– Здесь даже шуриа очень просто забыть себя, перестать слышать и видеть. Жизнь без богов, без верности, без правил... Соблазн даже больший, чем обычный блуд.

– И ты соблазнился, – сказала Локка.

Именно ролфийская Локка, а не Дилах, которой с рождения посвящен был Джэйфф, и не Меллинтан – мать диллайн.

Маар-Кейл как по команде устремили на шуриа пламенные взоры в ожидании ответа.

Дилах – огненная, яростная, беспощадная, сделавшая Элира воином, – жила в нем малой своей частичкой. Можно ли солгать собственному сердцу? Или обмануть кости? Или лукавить с кровью?

– Да. В чем-то очень сильно. Искушение быть просто человеком слишком велико, – признался бывший рилиндар.

– Верно. И оказался здесь, но ведь это ты так выбрал. А скажи мне теперь, Джэйфф Элир, насколько сильно ты хочешь жить?

На этот вопрос у шуриа существует только один ответ. Иначе они не дети ненасытной Шиларджи.

– Да, хочу!

Мужчина не удержался и окинул Локку... Грэйн жадным взглядом.

– Хочу сильнее, чем когда-либо прежде, Локка. Она... она ведь теперь свободная женщина.

Та оскалила зубы в волчьей ухмылке, удовлетворенная, почти счастливая этим признанием:

– А мне-то уже казалось, что ты совсем раскис и превратился в паршивого смеска! А что, сможешь жить, будучи моим должником, а?

Вопрос с подковыркой, вопрос, требующий единственного правильного ответа. И нет права на ошибку. Боги не повторяют и не переспрашивают – это верно. Быть в долгу у Локки почти так же страшно, как сделаться ее врагом. Но шуриа ускользают, пытаются ускользнуть. Иначе они не дети лукавой Сизой Луны.

– Я-то немало пожил, а вот Грэйн расстроится, – проскулил жалобно Элир. – Еще горевать станет. Разве я могу допустить такое? И... – В грязно-синем тумане его глаз затеплился злой огонек. – Да, я хочу жить. И отдам долг по первому требованию. Слово чести.

– Много на себя берешь, сын сестры. Она бы утешилась среди моей своры, – буркнула богиня, махнув рукой на Маар-Кейл. – Многие ли из них горюют о прошлом? Но ты сказал. Что ж, я подумаю. Не скучай, Джэйфф Элир.

И ушла, как будто и не приходила – была и вдруг не стало. А красноглазые чудовища задержались еще ненадолго. Только чтобы немного поделиться теплом.

Едва лишь ночь где-то там, за метелью и ветром, миновала серединный свой перевал и покатилась в сторону рассвета, черные псы разом подхватились и продолжили свой путь. На юго-запад.

Грэйн

В Янамари ударили внезапные морозы и выпал снег, и ветер над крышами Янамари-Тай выл, будто вся Свора Оддэйна, взявшая горячий след. А больше в Янамари-Тай не происходило ни-че-го. Джойн, та все ворковала над своим старшеньким, счастливая, как только может быть счастлива мать такого сына, как молодой граф Никэйн. Хоть кому-то радость от этой поездки. А ролфийка, которой быстро надоело бесцельной тенью бродить вслед за подругой, облюбовала себе графскую библиотеку и огромное кресло позапрошлого века, где даже Священный Князь поместился бы с ногами и всеми тремя женами. Книг в поместье было великое множество – сотни четыре, пожалуй, а то и пять. Рамман, даром что полукровка, содержал все это богатство с поистине диллайнской педантичностью. У библиотеки имелся собственный хранитель во плоти (Джойн утверждала, что и духов тут хватает) и аккуратный каталог. Грэйн отобрала себе пару весьма забавных трактатов вроде «Наставления полководцу достопочтенного Хереальда Мирра» и погрузилась в пучины диллайнской стратегической мысли, время от времени скептически фыркая. Здесь, в библиотеке, по крайней мере пахло книжной пылью, а не...

Тленом.

Грэйн поняла это внезапно, будто настигнутая пулей под лопатку, и выпрямилась в кресле, уронив раскрытый том «Наставлений» на колени. Вот какой запах, едва уловимый, исчезающий, витал в поместье, тревожа ноздри ролфийки и наполняя тоской душу. В Янамари-Тай попахивало падалью. Но эту призрачную струйку могильного смрада не чуял больше никто, даже Сэйган, озабоченный не столько своими обязанностями денщика и охранника, сколько борьбой с многочисленными искушениями богатого графского поместья. Соблазнов тут хватало, и если чревоугодие и винопитие никогда не считались у ролфи пороком, то вот блуд не одобрят ни богини, ни родня, ни суровая командирша.

А девушек, притом весьма аппетитных, в Янамари-Тай служило немало, хозяин же, не только обремененный графскими обязанностями, но и по уши влюбленный в свою хворую невесту, вниманием их не баловал. Невесту, к слову, ни Джойн, ни Грэйн так до сих пор и не видели. Предосторожности в отношении шуриа понятны – если девушка и впрямь больна дифтеритом, то Священную Невесту к ней нельзя подпускать и на пушечный выстрел. Еще не хватало заразиться! Но вот эрна Кэдвен чем дальше, тем больше теряла терпение. В Янамари можно просидеть до весны, так ничего и не узнав. Джойану, кажется, это вполне устроит, но не ролфийку.

«Пока я просиживаю задницу здесь, дело с Конри так и будет висеть, словно ядро на ноге у каторжника!» – злилась Грэйн, потирая онемевшую левую руку и морща нос. Со дня приезда в поместье с эрной творилось что-то странное: то под лопаткой ноет, то рука вот немеет... А уж тоска такая, что хоть вой, подпевая бурану и славя ярость Морайг! Знать бы еще, отчего Серебряная Луна так гневается? Продлись снежная буря еще несколько дней – и Янамари-Тай занесет до самых флюгеров...

Грэйн встала, разминая затекшие плечи, и прошаркала к окну. Время, похоже, уже за полночь – нынче она засиделась, а сна нет как нет... Ролфийка смотрела в метельную темноту, прижавшись лбом и ладонями к стеклу, и едва успела отпрянуть, когда окно вдруг распахнулось наружу, в ночь. Порыв ледяного ветра разом задул все свечи. Грэйн выругалась и вскарабкалась на подоконник, прикидывая, хватит ли ей роста, чтобы дотянуться до тяжелой створки высокого старинного окна... и замерла, вцепившись в раму побелевшими пальцами.