Вера Петрук - Последний Исход

— Я пришел сам, добровольно, — наконец, обрел дар речи Арлинг. — Ты хотел, чтобы хранитель солукрая попал в твой город, и вот я здесь. Ели объяснишь, что тебе нужно, я готов сотрудничать.

— О, это прекрасно! — воскликнул Негус. — Сегодня свершится история: мы закончим Септорию Второго Исхода. Место, куда тебя привели — последние врата Нехебкая, которые открыли Видящие. Здесь все дышит магией, это божественная земля. У нас нет болезней и голода, наши сокровищницы переполнены, а изобретения наших мудрецов — тех самых серкетов, которых изгнали из Сикелии — поразят скудные умы человечества, если станут известны миру. Но мы не готовы ими делиться. Это город избранных, рай, которого ты, Арлинг, увы, не узнаешь. В эту ночь ты станешь свидетелем многих удивительных вещей. Вместе с Нехебкаем воскреснут те мертвые, которые достойно служили ему при жизни. Ты думаешь, что убил моих верных слуг Джаль-Бараката и Азатхана? Их пребывание в царстве смерти временно. Кстати, Джаль-Баракат уже умирал однажды. Четырнадцатый Подобный пробовал завершить Септорию Второго Исхода, но допустил ошибку. Джаль-Баракат был воскрешен, но тот, кто дал свое тело богу, оказался слаб, и Нехебкай не смог задержаться в нем надолго.

Арлинг слушал Абира и не верил ему. Нельзя вернуть к жизни того, кто умер. Но вдруг ему неожиданно вспомнился Калим, старый канатоходец, которого он как-то встретил в балидетской тюрьме. От него он впервые услышал о Джаль-Баракате. Кучеяр рассказал ему историю своей жизни, но важным в ней было лишь то, что Джаль-Бараката действительно уже убивали. Калим отравил его, однако через пару месяцев тот вернулся живым и невредимым и из мести отрезал канатоходцу ноги. Возможно, слова Абира были не такими лживыми.

— Знаешь, кто первый пустил в себя бога?

Арлинг покачал головой. То, что Абир говорил, было ему выгодно. Он надеялся, что, увлеченный монологом, Подобный не заметит его попыток побороть дурман в голове и освободиться.

— Махди. Учитель Тигра Санагора. Тот, кто написал Великую Книгу и был первым хранителем солукрая. Четырнадцатый Негус заманил его в ловушку и привел в город Нехебкая. Но Махди хоть и был великим мудрецом, имел слабое тело. Он не смог удержать в себе бога и быстро погиб. Однако во время ритуала мы воскресили десять слуг Нехебкая, в том числе, Джаль-Бараката. Кстати, Тигр оказался хитрее своего учителя. Он долго и умело скрывался от нас, но, когда я узнал, что иман выбрал тебя васс`ханом, то понял, что это знак судьбы.

Арлинг не верил в религиозную чушь, которую нес Абир. Из его слов следовало одно: великий человек, основатель учения халруджи, провел последние дни в плену у секты фанатиков и погиб мучительной смертью. Только за это стоило уничтожить город Нехебкая с лица земли.

Регарди закашлялся, хватая ртом воздух. У него был сильный, выносливый организм, но почему он до сих пор не привык к местному воздуху? Отчего спина гнулась, словно на плечи давила самая высокая вершина Гургарана, а руки безвольно свисали за спиной, будто сломанные ветки саксаула?

— Зачем я тебе? — с трудом выдавил он. Кашель затих, но горло походило на пересохший колодец в сикелийской пустыне. Оно было засыпано песком бессилия и ненависти ко всему, что окружало его в тот момент.

Нехорошее предчувствие оправдалось.

— Судьба распорядилась так, что тебя сделали вором, мой мальчик, — с показной грустью произнес Абир. — Ты стал хранителем знания, которое было украдено у бога. Солукрай никогда не должен был попасть к человеку — ни ложный, ни истинный. Сегодня ты отдашь его Нехебкаю, тому, кому он принадлежит по праву.

Теперь было понятно, отчего его так встретили горожане. Человек, обокравший бога, не мог рассчитывать на теплые объятия сектантов.

— Ошибок больше не будет, — продолжил Абир. — Этой ночью мы закончим Септорию Второго Исхода, которую пытались завершить пятьдесят семь негусов до меня. Ты отдашь Индиговому свое тело, а кровь нарзидов, его первых слуг, закрепит воплощение Нехебкая в человеческом мире. Имя истинного бога узнает весь мир.

— Какая же выгода лично для тебя? — усмехнулся Арлинг, радуясь, что еще сохранил чувство юмора.

— Я стану тем, кто поведет бога в мир людей, — серьезно ответил Абир. — И мне приятно, что его тело будет иметь внешность моего племянника. Ты так похож на мать, Арлинг. Ну, за дело. Я вижу, мои люди уже все приготовили. Не бойся. Все произойдет быстрее, чем ты думаешь. В конце концов, ты ведь даже не жил по-настоящему все это время. Думаешь, иман сделал тебя сверх-человеком, научил слепого видеть мир лучше зрячих? Сказки… Тигр научил тебя убивать и только. Остальное делал за тебя солукрай. Ты можешь услышать то, что не слышу я, например, как разговаривает стража за дверьми храма. Но это не твой острый слух, как ты мог подумать, это солукрай любезно сообщает тебе то, что не под силу понять человеку. Иман не избавил тебя от слепоты, он лишь подарил тебе солукрай. Если бы не тайное знание бога, ты бы так и остался обычным слепцом, мой мальчик. Когда Нехебкай заберет у тебя то, что принадлежит ему по праву, ты станешь тем калекой, которого я привез из Согдарии. Однако у тебя сохранится сильное и крепкое тело, над которым Тигр, признаюсь, хорошо поработал. Это тело, достойное бога.

Не верить, не слушать… Абир всегда обманывал его. Он не слепой, не калека, не ущербный.

А если так, что менялось? Неужели он гордился собственной силой — божественной ли, человеческой? Регарди никогда не думал об этом. Гордость — плохое чувство, оно предшествует слабости.

В глубине пещеры что-то ухнуло, монотонный хор мужских голосов, доносящийся, словно из-под земли, прервался, но через мгновение снова затянул низкую глухую ноту.

— Начинается, — довольно протянул Абир. — Нехебкай уже готов. Мы будили его весь месяц и, кажется, он нас услышал. Ты войдешь в историю, Арлинг. Когда Индиговый займет твое тело, мы отправимся в Сикелию, где уничтожим всех божков, чтобы сделать Нехебкая единственным богом мира. А потом черед дойдет до нашего с тобой дома. Мы растопчем Согдарию. Слушай дыхание бога, Арлинг, слушай…

Абир исчез, сердце Арлинга глухо стучало, повторяя удары барабанов, эхом раздающиеся по храму. Время утекало в пропасть, и кто-то гулко шептал в его голове: «Я возвращаюсь, а ты отдашь мне то, что должен был сделать давно». Ему ответил не Регарди, а другой голос, до боли знакомый и родной:

— Арлинг, — произнес он. — Иди до конца. До конца, но не до смерти?

Сначала пришли звуки. Невнятный рокот голосов, бессмысленные смешки, слабый, невнятный шепот, гулкий, нечеткий ритм барабанов — все сливалось в многократное эхо, превращаясь в зловещую симфонию его личного ада. Регарди ощутил под пальцами холод сырого камня и понял, что еще не умер. Сознание уходило и возвращалось по собственным, ему непонятным законам. Дышать легче не стало. Тело пыталось приспособиться к новому воздуху, но одной воли было недостаточно. Какое-то время Арлинг блуждал по закоулкам разума, стараясь уловить смысл происходящего. Мозаика получилось щербатой, с зияющими дырами на месте недостающих элементов. Их было слишком много, и он уцепился за первое всплывшее из недр памяти имя — Абир. Или Подобный, пятьдесят восьмой Негус, которого он пришел убить, чтобы… Смысл опять уплыл, оставив его бездумно слушать глухое бормотание человеческих голосов, окружавших со всех сторон.