Мистер Вечный Канун. Уэлихолн - Владимир Торин
Виктор лежал в луже собственной крови. Холод растекся по его телу, он уже не чувствовал пальцев, словно их отрезали. Он уже почти не дышал и не моргал, он не мог пошевелиться, но глядеть ему никто не запрещал. Жаль, Кристина сейчас ничего не видела, — какую красоту она пропускала! Вот это было настоящее волшебство, в отличие от тех жалких уродливых фокусов, которые проделывали гости там, внизу, в гостиной.
Дуб уже заполнил собой почти половину скрытой гостевой спальни. Одна часть его кроны, которая находилась в помещении, упираясь в потолок, подгибалась и нависала над всей комнатой белоснежным древесным сводом. Другая вышла наружу, где ничто не ограничивало ее свободу.
Виктор представил себе, какое это, должно быть, замечательное и величественное зрелище, если смотреть с улицы: огромное белое дерево, растущее прямо из стены второго этажа, его узловатые разлапистые ветви, тянущиеся к небу, словно сотни крючковатых рук, и пышная, будто отлитая из серебра, крона. Дерево, казалось, даже немного светилось в ночи — оно рассеивало вокруг себя нежное, обволакивающее кожу тепло и невероятный чарующий запах. Как будто под крышей Крик-Холла разлилось море — соленое, пахнущее корицей и рассветной осенней влагой, с примесью аромата начинающегося дождя, капающего в огонь, море.
Дерево выросло. Треск затих, ему на смену пришел мягкий звон — это ветер зашевелил белоснежные листья.
— В путь, — прохрипел гоблинский король. — Иарран Ри собирается в путь… Муир ждет… Месть зовет…
Иарран Ри положил руку на ствол дуба, и рука постепенно начала в него врастать; бывший пленник становился его частью…
Виктор глядел на цветущее дерево и на то, как фигура в плаще постепенно сливается с ним. И это было настолько завораживающе, что он уже ничего другого не замечал, не думал ни о чем и ничего не чувствовал. Взгляд его потускнел, зеленые зрачки, словно увянув, стали карими, и одинокая слеза скатилась из уголка глаза.
Виктор Кэндл умер.
…Дверь с грохотом распахнулась и повисла на одной петле. На пороге застыли три женщины. Одна — та, что стояла в центре, — рыжеволосая, в зеленом платье, была разгневана, две другие (высокая и широкая в кости в темно-красном вечернем платье и сухая, тонкая в платье фиолетовом) — решительны.
Корделия Кэндл мгновенно оценила обстановку и стиснула зубы: ее пленник, ради которого она потратила столько сил и времени, сбегал. Проклятый мальчишка его освободил!
Мегана Кэндл сбросила туфли — она не хотела их портить, да и они больше подходили для званого ужина, чем для того, что грозило здесь вскоре разразиться. Хотя…
Рэммора Кэндл и не думала следовать примеру сестры — она просто обожала свои туфли на длинных каблуках и ни за что бы их не сняла, тем более что оба каблука снова были целыми. Ведьма языком передвинула сигарету из правого уголка рта в левый…
Иарран Ри обернулся, и глаза его налились огнем. Он не успел! Кейлех, которая пленила его, пришла помешать ему сбежать! И она привела с собой двух сестер, двух других кейлех!
— Муир, забери меня… — отчаянно прошептал он, уперев лоб в иссеченный трещинами ствол двухсотлетнего дуба. Кончики красных волос погрузились в кору и начали врастать в дерево. — Скорее… забери меня…
Корделия Кэндл с яростью, до неузнаваемости исказившей ее лицо, глядела на беглеца. Собственных детей, распростертых на полу, она не удостоила ни единым взглядом.
— Никуда ты не уйдешь, — прошептала она.
Мегана и Рэммора одновременно прыгнули вперед. Мегана раскрыла сжатые кулаки и швырнула что-то в гоблинского короля. С ее пальцев сорвалось несколько капель воды. На невидимом ветру они понеслись к беглецу, разрастаясь и заостряясь. На половине пути до него капли выросли, удлинились и превратились в тонкие хрустальные иглы.
Иарран Ри даже не обернулся. Ветви белого дуба, нависающие сводами над головами ведьм, резко опустились и со звоном разбили колдовские иглы.
Корделия словно и не собиралась принимать никакого участия в происходящем. Она опустила руку, и из нее вывалился конец длинной желтоватой веревки. Закрыв глаза, она начала завязывать на ней узелки, уделяя отдельное внимание каждому. И хотя видимых изменений ни с комнатой, ни с кем-либо в ней не происходило, средняя сестра Кэндл не зря тратила сейчас столь драгоценное время. Веревка эта представляла собой ведьмовскую лестницу. Каждый узел в ней был своеобразной ступенью — заклятием, которое являлось частью общего, намного более сложного заклятия. Ничего хорошего Железному Королю все это не предвещало. Он это понимал, и страх поднимался в нем волной…
Рэммора тем временем резко обернулась вокруг себя и исчезла в огненной вспышке. В следующее мгновение она оказалась прямо за спиной гоблина и, сомкнув ладони вокруг тлеющего огонька сигареты и щелкнув языком, словно колесиком зажигалки по кремню, развела руки в стороны. Пальцы ведьмы соединили тонкие огненные нити…
Зрачки гоблина превратились в узенькие полоски. Он взмахнул рукой, и живые ветви дуба зашевелились, повинуясь его воле. Они взметнулись и, со свистом разрезав воздух, ударили, будто собранными вместе хвостами плети-кошки.
Рэммора уже опускала свою огненную вязь на соединенную с дубом руку беглеца, намереваясь их разделить, и успела лишь повернуть голову. Ветви ударили ее в живот с силой едущего на полной скорости школьного автобуса, и, словно жертва автомобильной катастрофы, ведьма отлетела в стену.
Младшая сестра Кэндл со всего размаху ударилась о пианино. Раздался совсем немелодичный грохот. Во все стороны полетели щепки и клавиши. Ведьма не шевелилась. Из развороченного вишневого корпуса пианино торчала окровавленная кисть, похожая на шитую руку тряпичной куклы.
Воспользовавшись тем, что беглец отвлекся на сестру, Мегана вдруг… рухнула на пол. И стоило ей лишь коснуться древних досок, как она исчезла, а уже в следующий миг выпала из кроны точно на голову гоблинского короля.
Падая, она вскинула перед собой руки, скрючив, будто в судороге, пальцы. Острые зубцы железной короны были уже прямо под ней, когда в обеих руках старшей сестры Кэндл появились ее вечерние туфли. Штыки, растущие из головы беглеца, миновали ведьму лишь чудом — она извернулась
