Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения

Гаст… Ты, глупый бесшабашный мальчишка!

Вот оно что. Это даже не просто расправа с «порождением Мрак».

Это месть за любимого племянника.

— Ну а после мы сожгли труп, как положено, развеяли пепел по ветру на перекрёстке и принялись ждать вас. Конечно, я не надеялся, что кто-то из вас вернётся, но на всякий случай велел соседям приглядывать. И этой ночью мне донесли, что в окне у Фаргори горит свет… тебя оказалось так легко застать врасплох, что это даже унизительно.

Таша, наконец отдышавшись, повернула голову. Алексас лежал рядом: мертвенно-бледный, в крови, стёкшей из-под носа до подбородка, с закованными руками. Наручники были медными, с мелкой рунной вязью.

Противомагические?..

— Откуда же у вас такие замечательные игрушки, святой отец?

Таша искренне надеялась, что в голосе её звучит издевка — однако ответная улыбка дэя вышла куда изощрённее в своей жестокости.

— Что только в церкви не найдётся, с кем только слуги Богини не сталкиваются. А колдун колдуна чует издалека… в конце концов, эти наручники тоже завороженные. Не расплавятся.

По спине прополз липкий холод.

— Что вы…

— Всё обернётся пеплом. — Дэй отступил на шаг. — Я бы сделал это на главной площади, но кое-кто изъявил протест. Сказали, запах будет. Так что… здесь, в общем, даже лучше.

И только тут Таша услышала, как снаружи глухим прибоем шумит толпа.

Нет, неужели…

— Вы не можете, не смеете! — она сорвалась на крик. — Я… наёмники убили маму и похитили Лив, я отправилась за ней, я…

— Отпущения грехов тебе не положено, но помолиться ты можешь. Это никому не воспрещается. — Дэй отвернулся и двинулся к единственному, что сохранилось в избе на редкость хорошо — к двери. — Покой тебе и прах, Тариша Фаргори. Да найдёт твоя душа благополучно путь в Бездну.

— Нет, стойте, пожалуйста, НЕТ!

Таша рванулась, и боль обожгла запястья: наручники оказались кандалами, прикованными к ножке кровати.

Дверь захлопнулась. Стукнул засов.

— Подоприте и поджигайте.

Что-то скрипнуло, заскрежетало.

Шаги. Голоса.

Потрескиванье факела.

— Я невиновна! — Таша яростно рвалась к двери: невзирая на боль, выворачивая руки, стирая в кровь кожу на кистях. — Мы никого не убивали!

— Смерть оборотню!

— Да послушайте же вы! Маму убили наёмники, они… пожалуйста, умоляю, я…

— Сжечь тварь! Сжечь!

— В огонь!

— Сжечь зверя!

Таша осеклась, слушая, как клич разносится по толпе.

Треск. Шипение: огонь не хотел заниматься. Вот кто-то радостно закричал, но смолк — заплясавшие было язычки пламени сникли и погасли.

— Плеснуть масла!

Широко распахнутыми глазами Таша смотрела на запертую дверь.

Нет ничего страшнее толпы. В толпе не найдётся ни одного, кто услышит, ни одного, кто проявит милосердие, ни одного, кто просто подумает.

Всего-навсего за то, что она не такая, как они…

Хворост затрещал, и толпа торжествующе взревела.

Когда-то у этой самой избы Таша избежала смерти. Наверное, избежать её нельзя: можно лишь выиграть отсрочку.

Она одолела виспа из Белой Топи, вернулась с того света и одержала верх над амадэем, чтобы быть сожжённой заживо в родной деревне.

Глупая смерть. Действительно глупая.

Расплата за другую глупость?

Языки пламени взлетели под самые окна, заглядывая внутрь.

Таша смотрела на танец огня. Оранжевые струи пластично и чарующе тянулись ввысь, разбрызгивали искры, обволакивали дерево оконных рам…

Таша смотрела на огонь, и в глазах её светилось отражённое пламя.

Она не плакала.

Джеми. Алексас…

Зря вы пошли со мной, ребята.

Стена огня замкнулась и поползла вверх. Старые балки крыши сопротивлялись, сколько могли, но силы были неравны.

Всё обернётся пеплом…

Едкое марево обжигало лёгкие: дым сочился сквозь каждую щель. Комната пропадала в сизой мгле. Интересно, это дым или перед глазами всё плывёт? Голова кружится… а, впрочем, какая разница. Наплывающее беспамятство — это совсем неплохо. Так, наверное, ничего не почувствуешь… или проснёшься от боли?

Сон, всё это — кошмарный сон…

Балки затрещали. Крыша обещала скоро рухнуть, закончив всё.

И это…

…правильно.

Теперь они с Ароном будут квиты.

Прости, Лив, подумала Таша, и мысль мгновенно исчезла в головокружительном тумане. Прости.

Я солгала.

Я не вернусь…

Балки треснули в последний раз.

Во тьме гаснущего сознания она услышала знакомый голос, потом мелькнуло ясное небо, солнечный свет окутал её тёплой пеленой — и всё померкло.

Эпилог

Таша не сразу поняла, что проснулась. Во сне она бежала куда-то по солнечному лучу, а в один момент оказалось, что луч уже не сонный, а явный: он струился из окна, играя пылинками, и обливал закатным золотом белый камень потолка.

Таша повернула голову.

И улыбнулась.

— Знаешь, почему-то я так и думала, что первым делом встречу тебя…

Арон сидел в кресле подле кровати. Без улыбки, странно внимательно вглядываясь в её лицо.

Таша приподнялась на постели. Комнатка была небольшой и светлой; стена с окном изгибалась полукругом, зеркало у двери отражало скромное убранство.

— Мама, надеюсь, тоже где-то здесь?

Он не ответил — просто смотрел.

Что-то тревожило её. Что-то не отпускало.

Память…

Воспоминания приходили урывками, не утруждая себя должным порядком или связыванием воедино.