Элисон Бэрд - Камень звёзд

— Я не знаю. Быть может, Трина Лиа в чем-то уязвима, пусть она и божественное создание? Быть может, ему помогут внезапность или коварство? Я изучал пророчества и писания на эту тему много лет, но никогда не мог себе такого представить. Я всегда верил, что победа ее вернее верного. Сейчас, когда зимбурийцы идут на наш остров, я не стал говорить братьям об этом открытии. Они могут выдержать мученическую смерть, но не потерю последней надежды. — Он сжимал и разжимал кулаки, стараясь взять себя в руки. — Ты понимаешь важность этого пергамента — здесь морская карта, где показана Тринисия. Представляешь, что было бы, если бы Халазар завладел ею и попал к Священной Торе раньше Трины Лиа? И помешали ему только ты и Лорелин.

Дамион снова рассматривал фреску. Оторвавшись от нее, он ответил безразличным тоном:

— Просто удача.

— Некоторые назовут это так, — сказал Шан. — Я предпочитаю назвать это провидением — или, как говорят у нас на востоке, судьбой.

Дамион промолчал. Эти каанцы с детским энтузиазмом, как все новообращенные, воспринимали писание буквально, не только его учение, но явно мифические эпизоды. Кстати, Трины Лиа не было в книге «Кантикант», Священной Книге Веры, о ней говорилось лишь в апокрифических рукописях. Не желая быть бестактным, Дамион не стал говорить, что таких документов, как этот пергамент, полно, и происхождение их сомнительно. Не сказал он и того, что в его стране небесная принцесса и страна Тринисия воспринимаются как аллегории. Первая символизирует победу Истинной Веры, вторая — государство божественного просвещения. Бороться с теперешней бедой надо актами организованного сопротивления, а не надеясь на священные реликвии.

Нет, Шану этого говорить не следовало. Такие аргументы его не убедят, а только увеличат его страх и смятение.

Но аббат будто догадался о его мыслях. Темные глаза его вгляделись в светлые глаза Дамиона.

— Это не было случайностью, что ты и Лорелин оказались в нужном месте в нужное время и спасли свиток. — Он вложил пергамент в ларец и закрыл крышку. — Несомненно, оба вы были избраны для этой миссии. Теперь же ты должен взять этот ковчег с собой в Маурайнию.

— Дамион! — раздался за дверью голос приора Дола. — Ты здесь? Нам пора! Стражники готовы нас проводить через город в гавань, но говорят, что ни минуты больше ждать не будут!

— Иду, отец мой! — откликнулся Дамион. Аббат вложил резной ларец в руки священника.

— Иди с Богом, брат, — сказал он тихо, — и да сохранит Он тебя в целости на пути домой. Дело идет о большем, нежели твоя жизнь.

Дорога к порту по забитым улицам запомнилась как смесь мельтешения и страха. Лица с вытаращенными глазами, панический визг, режущий уши. Стражникам пришлось оттеснять не только зимбурийских солдат, но и толпы потерявших голову от страха каанцев, которые молили взять их на борт. Дамион не мог смотреть им в глаза: такое было чувство, будто он лично их предал. Сквозь хаос слышался голос капитана, подгонявшего их. Лорелин, идущая рядом с ним в одежде монаха и с клобуком на голове, то и дело останавливалась оглянуться. В конце концов, пришлось схватить ее за руку и тащить за собой. Но поврежденная нога не давала ему самому идти достаточно быстро, и они вдвоем сильно отстали. Их группа шла в самом конце, а в ней они последними успели проскочить по сходням маурийского корабля. Не успели они ступить на палубу, как судно тут же отчалило.

Лорелин не выказывала ни малейшего страха — потому что не чувствовала его. Про зимбурийцев она знала мало, кроме того, что они враги. Но монахи убедили ее, что враги Веры восторжествовать не могут, и она крепко держалась за надежду, что каанцам ничего не грозит. Океанское путешествие также не таило для нее никаких ужасов, поскольку место назначения было не загадкой, а ответом. Даже если бы монахи ей этого не говорили, даже если бы не была она светлой среди всех темных каанцев, все равно она каждой косточкой, каждой жилкой знала, что она не отсюда, не с этих островов. Далеко, за самыми далекими островами архипелага лежит ее страна. Может быть, это та самая Маурайния, куда везет ее отец Дамион.

Но не мысль о том, чтобы найти свою истинную родину, погнала Лорелин к носу жадно вглядываться в громоздящиеся на горизонте облака. Ее вело чувство цели, нечеткое, как солнечный свет сквозь туман, но такое сильное, какого никогда еще у нее не было. И это даже сильнее, чем наполовину слышный рокот голосов на краю сознания, заставляло верить монахам: она рождена исполнить некую предназначенную ей судьбу. И с каждой милей движения корабля вперед она ощущала, как приближается ее цель.

Матрос на мачте что-то крикнул, и она обернулась и увидела, что все на палубе смотрят за корму. Остров Яна уходил назад, скрываясь в дымке, вливаясь в синюю цепь других островов. Что-то слегка стиснуло ей сердце, будто невидимая нить связывала ее с островом, и сейчас она натянулась. А потом на фоне расплывающихся линий Яны показался черный корабль, который гнался за ними. Он был еще далеко, но ясно видно было, как поднимаются и опускаются весла в быстром ритме, видна была черная звезда на каждом из треугольных парусов. Тревожные крики зазвучали на палубе, но капитан лишь презрительно рассмеялся.

— Безмозглые зимбурийцы! Этой старой калоше «Дельфина» в жизни не догнать, и они это знают. Просто хотят нас напугать. Зачем им гоняться за монахами и купцами, на которых им наплевать?

— И правда, зачем? — согласился отец Дамион.

Только сказал он это очень тихо, почти про себя, и слышала его одна Лорелин.

3

АНГЕЛ И СВИТОК

— Ну? — спросил Джеймон. — Что скажешь?

Эйлия молчала. Она видала картинки знаменитой Королевской Академии в книжках, но сейчас в закатных лучах перед ней высилась настоящая Академия. Горгульи сидели на крыше, как странные дикие звери на склоне фантастической горы: грифоны, драконы, рогатые бесенята в недвижной игре света и тени под темными башнями.

— Потрясающе! — смогла она, наконец, прошептать.

Уже несколько недель они были в Маурайнии, в столице ее Раймаре, и девочка с далекого острова иногда просыпалась по утрам, боясь, что все это ей приснилось. Такое далекое путешествие было неслыханной вещью для островитян. Для них «путешествие» означало поездку в фургоне через холмистый остров или вдоль его изрезанного берега, а многие до самой смерти дальше, чем на пол-лиги от дома не удалялись. Эйлия была будто не просто приезжей, а путешественником, исследователем давних времен, приплывшим к берегу неизвестного континента. Ее завораживало все, что она видела — от высоких морских стен, построенных когда-то для защиты Раймара от набегов зимбурийских пиратов, до улиц города за этими стенами, широких, бурлящих повозками и каретами, улиц не земляных, а вымощенных. Над крышами набухал купол Высокого Храма Веры, горящий золотом посреди медных куполов храмов поменьше — как солнце в окружении подчиненных ему планет. А потом мраморный дворец короля Стефона с королевскими стягами на крыше, стягами с мечом и короной. Даже высокие прямые деревья, выстроившиеся вдоль бульваров, поражали ее в сравнении с низенькими перекрученными деревьями домашнего «леса». А уж толп таких она никогда в жизни не видела: на каждой улице народу больше, чем в любой деревне.