Валерия Аальская - Завихрение

— А придется. Иначе у Насти спрошу, — пригрозил я.

Вик вздрогнул и сдался.

— А откуда ты знаешь про Настю?..

— Я же не спрашиваю, откуда ты всегда знаешь, о чем я думаю, — усмехнулся я. Сознаваться, что "не вовремя зашел в комнату" было очень неловко. Да и вспоминать об этом не очень хотелось.

У Вика на мгновение остекленели глаза; он весь как-то сгорбился и кивнул.

— Ну, значит, ты уже знаешь, — безразличным тоном произнес Вик.

Тут переполошился Барсик, потоптался на коленях, раздирая брюки нервно выдвигаемыми когтями.

— Ты что, зеркалил?!

Вик кивнул — точно так же, безо всяких эмоций.

— Тебе же нельзя!!! У тебя и так аура разваливается!

— Барсик, заткнись, без тебя тошно, — посоветовал я.

Кот, что странно, послушался.

— Но только ты больше так не делай, — вздохнул Барсик, устраиваясь на своем месте.

— Хорошо, не буду, — таким безразличным тоном сказал Вик, что я понял: он не вполне отдает себе отчет в том, что обещает.

Мы посидели, помолчали.

Утро было сумрачным и мрачным, все небо было покрыто густыми, низкими предгрозовыми тучами. Деревья кренил сильный, по-осеннему холодный ветер; с сирени облетали последние цветы, и даже жизнерадостные одуванчики в ужасе поспешили закрыть свои цветки.

Я подумал, что, должно быть, будет сильный дождь, что пришел тайфун и что, вполне возможно, он задержится на несколько дней.

И тут Вик заговорил — хриплым, срывающимся голосом.

— Ты живой, ты не понимаешь… Когда я говорил, что схожу с ума, это была не метафора и не гипербола, а чистая правда. Я действительно схожу с ума, забываю, кто я такой на самом деле, забываю, что уже умер и как оно было и пытаюсь жить, как все… да просто — жить. Но уже слишком поздно — даже пытаться. Я умер больше века назад, и ничто и никто не сможет вернуть меня обратно. Даже некромант, пусть опытный и пусть посвященный высшей ступени. Он может вернуть меня в свой мир, но там уже никакая сила не удержит меня на земле… да и я сам, даже будь такая возможность, не захочу возвращаться. Пожалуй, это был бы лучший выход: уйти, исчезнуть, просто перестать быть… Переход на новую ступень — он уже давно должен был случиться, а я замер здесь, растягиваемый на двух канатах. Один канат — это природа и ее законы. Прочный и крепкий канат. Я умер, и уже давно должен был не только разложиться в своей могиле, но и трижды перевернуться в гробу и стать на небесах… а, не знаю, кем там становятся. Мудрым старцем, наверное. Или и там помереть. Это такой длинный стальной трос, его ничем не сломать и не остановить, он все тянет и тянет за собой, и я сам чувствую, что теперь я гораздо материальнее по полнолуниям и годовщинам смерти, тогда меня видят, тогда я будто бы, как все… И колдовать мне уже нельзя, потому что аура расслаивается, она уже почти разрушена, осталась лишь тень… Вон как Барсик суетится… Он просто не понимает — я ХОЧУ, чтобы она растворилась. Хочу, чтобы все это наконец закончилось…

Барсик зашевелился, снова выпуская когти, но Вик не замечал этого.

— И вторая связь, с землей. Тонкая паутинка — воспоминания. Привычки. Моя нежелание поверить, что это действительно конец, все, стоп, снято… Тонкая, неверная ниточка. Чем больше я верю в свою "жизнь", тем она прочнее… А я трус, понимаешь?.. И всегда им был. А трусы боятся смерти. Даже если давно уже умерли… Ты ухмыляешься, не веришь. Думаешь, что я весь такой, достойный и мудрый, великий бард… Ха! Легко быть смельчаком, если знаешь, что всегда успеешь увидеть, почувствовать, заметить… остановить. Люди Сэфэс почти неуязвимы. Нет, нас никто не окунал в реку Стикс, нас никто не обряжал в женские платья, чтобы не пустить на войну, и наши матери уж точно не Фетиды… по крайней мере, не все. В нас может попасть шальная пуля, и мы умрем тогда, как все. Но мы эту пулю почувствуем. И успеем отреагировать… Смеешься?.. Не смейся, это правда. Так что человек Сэфэс может быть каким угодно трусом, хоть самым трусливым из всех. А смельчак — это тот, кто знает, чем для него все это может закончиться, но все равно идет вперед. Он не боится выбора — никакого. И из двух зол выбирает оба… Так вот, я трус. И я боюсь этого шага. Привязываю себя к земле, потому что этот мир уже изведан и понят, и мне, призраку, здесь грозит разве что одиночество… ну или мультиэнергетический разрыватель, но его у вас еще не изобрели. А там… что знает, что будет там, за порогом?.. Я боюсь неизвестности. И привязываю себя к этому миру. Спросишь, как можно привязаться?.. О, существует множество способов… — он громко, истерично захохотал. — Множество… Можно найти себе здесь какое-нибудь дело, которое никак нельзя бросить. Я нашел — прославить эту квартиру обителью привидений. Признаю, странная и нелепая цель, но пока я верю, что это нужно и важно, и пока верю, что только я могу это сделать, нить становится толще и прочнее. А я — Сэфэс. Мы можем управлять чужими эмоциями и чужой верой… что уж говорить о своих?..

Он снова истерично засмеялся. Я заподозрил, что он просто пьян и поискал глазами бутылку. Он заметил это, неловко улыбнулся.

— Призраки не пьют. Никогда. Мы вообще не существуем, забыл?.. Просто привязываем себя к земле… Да, привязываем. Есть еще такой способ — поверить, что все после смерти становятся призраками, и другого пути попросту нет. У меня не очень получилось, потому что я проходил в школе теорию жизни и теоретически знаю, чем эта самая жизнь должна закончиться… Да и никаких других призраков я здесь до сих пор не видел… Говорят, что смерть — это вроде как дорога с узким и шатким, но бесконечным мостком над пропастью. Можно попробовать пройтись по этому мостку, но с каждым шагом он становится все шатче и невернее… А можно один раз шагнуть в пропасть, в другую жизнь. Трусы выбирают мосток, и все равно потом попадают в пропасть. Мост — это лестница для тех, кто рожден только ползать и боится взлететь… Они придумывают себе опоры, на ходу укрепляя этот мост… хотя на его месте давно уже пора строить канатную дорогу. В конце концов все набираются смелости и уходят, обязательно. Иначе миры давно уже были бы запружены призраками… Надо просто набраться смелости и шагнуть вперед. И то, чем обманываю себя я — дескать, уйти можно только из своего мира… это все неправда. Все зависит только от желания. Но мне было очень легко убедить себя в этом…

Он замолчал и неожиданно произнес:

— А еще можно влюбиться. В живого человека. Связать себя с ним. Пока жив этот человек, существуешь и ты… и узкий мосток кажется настоящим проспектом, по которому ты смело идешь вперед, потому что думаешь — проспект не проломится. И нет под ним нет никакой пропасти… Но она есть… Я уже так делал. Я влюбился в Настину бабушку. Она отвечала мне взаимностью, мы встречались. Она к тому времени уже была замужем, причем вряд ли по любви, но ее это не останавливало. С ней я был счастлив. А потом… что такое человеческая жизнь по сравнению с вечностью, отведенной призраку?.. И она умерла. Тогда я едва не ушел вслед за ней. Меня удержала Настина мама… Если так подумать, то получается, что Настя — моя внучка… Впрочем, я не вполне в этом уверен, да и вообще не уверен, что это возможно. Но я убедил себя в этом — и остался здесь. Но нить вновь становится все тоньше… И я снова влюбился. Не специально, поверь. Просто так получилось… Я слабак и трус, я знаю. А сейчас я чувствую себя еще и ублюдком. Потому что для меня ее жизнь — мгновение. И я ей эту жизнь испорчу. Не дам прожить ее так, как стоило бы. И так сломаю еще не одну такую жизнь просто потому, что мне тоже хочется жить…