Ирина Сербжинская - Агентство «Аргентина»

— Алиночка! — льстивым голосом воскликнул Ньялсага, плюхаясь обратно на диван. — А мы-то тут гадаем: чем это так вкусно пахнет?

— Неземные запахи, — поддакнул Ява, поспешно пряча мобильник. — Прямо, как на том свете… в раю!

— Суп-пюре «Леонтин», — со сдержанной гордостью сообщила Алина. — Блюдо французских королей!

— Да что ты говоришь? — Ньялсага покосился на Яву. — Королей, значит… гм… вкусно, должно быть!

Ява опасливо посмотрел в тарелку.

— Что это такое? Очень похоже на…

— На суп-пюре, — быстро подсказал Ньялсага. — Французские короли только это и ели. Шедевр! Просто шедевр!

Раскладывая ложки, Алина скромно улыбнулась.

— Я всегда говорила: у каждого имеется свой талант, надо его только обнаружить. Я вот, например, люблю готовить.

— Да, да! — горячо согласился Ньялсага. — У тебя настоящий талант. Ни в одном трактире так не приготовят!

— Ни в одном, это точно, — вздохнул Ява. — Знаешь, Алина, а я бы просто чаю…

— После ужина! — непреклонно заявила она.

Ньялсага поболтал ложкой в буром густом месиве. Пробовать было страшно, отступать — невозможно: Алина, накрыв на стол, обратно на кухню не спешила — закрыла балконную дверь и теперь аккуратно расправляла шторы.

— Алиночка, а рецепт допускает перец? — заискивающе спросил он. — Или горчички?

— Крысиного яду, — еле слышно пробормотал Ява.

От верной смерти его спасло только то, что Алина снова увлеклась рассуждениями о высокой кухне и слов этих не расслышала.

— Горчички… — повторил Ньялсага погромче. — Можно?

Алина взглянула на него с укоризной.

— Собрался изысканное блюдо портить горчицей?

— А, вот как… значит, нельзя?

— И думать забудь! Старайся выработать в себе хороший вкус. Попробуй суп, я тебе точно говорю: ты такого еще никогда не ел!

— Такого я не ел, это правда, — покорно согласился Ньялсага, с тоской глядя в тарелку.

Алина, прихватив пустой поднос, направилась на кухню.

— Я еще и мясо готовлю, «Дофин» называется!

— Алиночка, да мы с Явой торопимся! Вспомнили только что: у нас срочное дело!

Она не ответила.

Оставшись в комнате одни, Ньялсага и Ява переглянулись.

— Ешь! — сквозь зубы приказал Ньялсага.

— Ты — первый. А может, Лукерье скормим?

— Отравить ее хочешь?

Завидев появившуюся на пороге Алину, они поспешно схватились за ложки.

— Изумительный суп! — фальшивым голосом воскликнул Ньялсага.

— Потрясающий! — подхватил Ява. — Действительно, шедевр… такой даже есть жалко!

— Где же Бахрам? — озабоченным тоном поинтересовалась она. — Суп-пюре перестоится!

— За твоим супом, Алиночка, он с другого конца света примчится! — заверил Ньялсага. — Где он еще такое отведает?

— Нигде! — заверил Ява.

Алина довольно улыбнулась.

— Сейчас подам мясо!

… После супа, настало испытание мясом «Дофин».

Ньялсага расхваливал блюдо с красноречием придворного менестреля. Восхвалениям мешала Лукерья, которая крутилась рядом и норовила сунуть морду в карман куртки, где лежала порция мяса, завернутая в салфетку.

— Отстань, Лукерья! — ворчал Ньялсага вполголоса. — Это не тебе!

— А к чаю будут пирожные, вчера пекла. «Поцелуй монарха» называется, — сообщила Алина, расставляя расписные фарфоровые чашки, которыми очень гордилась. — Будете?

— Не, я монарха целовать не согласен, — отказался Ньялсага, отпихивая собаку.

Ява потыкал вилкой в мясо, плавающее в чем-то зеленом.

— И почему мне Орден отравителей на ум приходит? — поинтересовался он, предусмотрительно дождавшись, когда хозяйка покинет комнату. — Какую карьеру Алина бы там сделала!

— Туда женщин не принимали, — напомнил Ньялсага, заворачивая в салфетку кусок мяса. — А зря: только они умеют качественно и с выдумкой отравлять жизнь!

— Нет уж, жизнь Алина пусть кому-нибудь другому отравляет, — решительно заявил Ява и, прихватив тарелку, направился к балкону.

— Не помнишь, что под окном? Клумба или тротуар?

Он щелкнул шпингалетом, вышел на балкон и поставил тарелку на перила. Вечер медленно переходил в ночь, запах моря усилился, и уже сияла над заливом первая звезда.

Ветер дальних странствий реял над городом, навевал мысли о неведомых странах, о далеких путешествиях, будоражил воображение, шептал о сказочном и, казалось, что вот-вот, окутанный сиреневыми сумерками, войдет в гавань сам «Летучий голландец» с истлевшими парусами на мачтах и мертвым экипажем на борту.

В такие моменты душа требовала чего-то особенного, каких-то исключительных, незаурядных поступков и Ява эти поступки совершил. Серебряной вилкой подцепил он кусок Алининого кушанья и швырнул вниз.

— Прощай, мясо «Дофин»!

Перегнувшись через перила, он проследил траекторию полета.

— Ява! — тревожно окликнул из комнаты Ньялсага.

— Все нормально. Жертв и разрушений нет… пока. Неси свою порцию!

— Ява!!!

Проводив взглядом последний кусок, исчезнувший в кустах, он довольно улыбнулся, повернулся, и нос к носу столкнулся с Алиной.

За ее плечом маячил Ньялсага, делая отчаянные знаки.

— Где мясо «Дофин»? — железным голосом осведомилась она.

— А я… знаешь ли… э… хотел поесть на балконе, закатом полюбоваться, поставил вот сюда тарелку и потом… нечаянно…

— Видишь, Алиночка, какое неуважение к твоему искусству, какая непочтительность к французской кухне, — заторопился Ньялсага, до глубины души поражая приятеля лицемерием. — А вот я честно все съел! До последней крошки!

Алина посмотрела на одного, на другого и рявкнула:

— Вон отсюда!

… Во дворе изгнанные из дома друзья остановились. Ньялсага посмотрел на плывущую в вечернем небе кривобокую луну, посвистел любимую песенку «Три почтенные старушки».

— Что, поймали тебя с поличным? Теперь Алине на глаза и не попадайся!

Он полез в карман, достал сверток с мясом.

— Отстань, Лукерья, это не для тебя! Сиди здесь и жди, я сейчас…

Он подошел к подвалу, посвистел. Никто не отозвался.

— А вот мясо «Дофин»! — громко объявил Ньялсага, разворачивая салфетку с Алининой стряпней. — Есть желающие попробовать?

Из темноты подвала потянулись разномастные собачонки. Это были городские дворняжки, пугливые и жалкие, как маленькое, побитое неприятелем войско. Они чуяли запах, но подходить близко опасались: умудренные жизнью в большом городе, собачонки хорошо знали цену людям, и цена эта была невысока.

Ньялсага положил угощение на землю и махнул рукой.