Наталия Ипатова - День Полыни

– Спит он, – баньши показала в усмешке большие желтые зубы. – Забился в валенок и дрыхнет в подвале среди труб. И ничто – даже пожар! – не сможет его разбудить. Поверьте, я пыталась.

Поверю. Но попытаюсь.

Баньши спустилась со мною вниз, но ползать среди труб в поисках заветного валенка с важным свидетелем предоставила мне, сама же осталась в скудно освещенном главном проходе.

Их подвал походил на страшный сон, но я и не ждал другого. Из переплетенных труб сочилась вода и собиралась в лужи на полу, клочья изоляции висели до земли, а сама земля была настолько сухой, что походила на пыль. Вода почти не впитывалась в нее и лежала поверху, неестественно выпукло, и масляно блестела. Сами же трубы были переплетены столь часто и так низко, что я едва-едва пролезал меж ними с фонарем и отгонял от себя мысли о путешествии по драконьим кишкам. Судя по всему, их штатный брауни не слишком велик. Случись и вправду пожар, найти и спасти его будет непросто.

При пожаре о нем, скорее всего, и не вспомнят. Не допустить возгорания, между прочим, его прямое дело, но едва ли спящий в валенке брауни способен что-то там предотвратить.

Я прочесывал подвал, двигаясь зигзагом и борясь с ощущением, что уже был на этом месте. Первый найденный мною валенок оказался пустым. Во втором, заткнутом между потолком и трубой, проходящей поверху, на первый взгляд хранился кусок старой стекловаты. Зажав его под мышкой, я выбрался к баньши, терпеливо ожидавшей меня.

– Это?

Она пожала костлявыми плечами, при этом шевельнулись складчатые крылья, сложенные за спиной.

– Я не различаю валенки.

Я потряс валенок, сначала несильно, потом постучал по нему, затем перевернул, и наконец, в полной мере осознавая неделикатность своего поступка, просто зацепил пальцем «стекловату» и вытянул весь пучок на скудный свет.

Он упал на пол, и из него высыпались в пыль несколько сухих косточек.

– Он мертв, – сказал я. – И уже давно. Разрешите представиться, инспектор Реннарт, городская полиция, отдел магических преступлений. Вам придется ответить на несколько неудобных вопросов, мэм.

Она посмотрела на меня, и хищный рот ее скривился в сардонической усмешке.

– Я не желала ему смерти и не причиняла ее.

Причем я не услышал лжи в ее голосе, и это меня озадачило.

Это была слишком значимая находка, из-за нее вся история с цветочной феей повернулась по-другому. Мы не могли арестовать баньши, потому что у нас на руках не было ни мотива преступления, ни доказательств, что она совершила его. У нас даже не было уверенности в том, что смерть наступила по неестественным причинам.

Но что такое естественная причина для подобного существа?

Я раздраженно сдунул с кружки отражение предсказательницы Мелоди Маркет. Эта особа сообщала о своем существовании и роде деятельности посредством самой бесцеремонной рекламной магии: собственной персоной появлялась в отражениях. В зеркалах, тазиках с водой, в ваших тарелках – в достаточно прозрачных супах, и в чайных чашках. У нее, насколько я помнил, были неприятности в связи с нарушением закона о магическом вторжении в частную жизнь, но она как-то выкрутилась. Теперь ей было разрешено пользоваться отражающими поверхностями в местах общественного пользования.

Не было ничего удивительного, если моя руки, например, в туалете, в театре, вы поднимали глаза и встречали в зеркале ее лик, подобный луне – то есть, такой же рябой и круглый! – и выслушивали ее очередную эпохальную сентенцию. В участке эта спамерша так всем осточертела, что Баффин не пожалел бюджетных средств на файерволл-чары. Однако здесь, в работном доме, ей ничто не препятствовало. Все были в курсе ее предсказаний, процентов восемьдесят из них сбывались, однако никто из тех, кого я знал, не придавал им никакого значения. Подозреваю: именно в виду ее вездесущности.

Вокруг мельтешило множество народу: снимали с полок и упаковывали бухгалтерские книги, выносили мебель, в углу с нашей баньши беседовали чины повыше моего, и Рохля был там же, а Марджори мыкалась поодаль, надутая и никому не нужная. Я же вкушал заслуженные плоды в виде жидкого детдомовского кофе.

Есть зло системное, и есть зло, которое просто зло, несовместимое ни с какой системой. Как государственный служащий я и сам – существо, творящее вокруг себя системное зло, оправдываясь тем, что иначе было бы хуже, и подтверждая это статистикой, и еще тем, что таков закон и таков приказ.

Работный дом эвакуируют. Дом без брауни не отвечает нормам, установленным для жилого помещения, он может рухнуть в любой момент и подлежит сносу, каковой и будет произведен в ближайшее время. Эвакуацию, разумеется, следовало провести много раньше, и неизвестно, сколько еще директриса морочила бы головы захожим инспекторам, если бы один из них – я! – не оказался из полиции. И, между прочим, ее мотивы вполне ясны. Должностное лицо ее уровня способно зайти очень далеко ради того только, чтобы ничто не менялось. А переезд – это хлопоты. Смена персонала. И траты. Во время переезда на свету оказывается много такого, что хотелось бы скрыть. Вспомните, как жалко выглядит ваша «почти еще новая» мебель, когда ее грузят в фургон. Поцарапанные ножки у стола, любимое котом драное кресло, разномастные стулья, поношенная одежда, увязанная покрывало… Какой-нибудь шарфик непременно упадет в грязь. А ведь это все – составные части вашего уютного дома. Что же говорить о тайнах дома, который не был уютным никогда? Да и домом то назван чисто по недоразумению.

Во всем этом было что-то очень странное.

Домовые, брауни – бессмертная раса, они развоплощаются, если в доме никто не живет. То есть, если никто не ночует под их крышей. Брауни не переезжает. Снос дома при живом домовом духе квалифицируется как убийство.

Иными словами, он не мог умереть естественным путем.

От чего же он умер?

Может сложиться впечатление, будто бы я хожу и ищу себе хомут на шею. Влезаю в дела, которые мне не поручены, которые вовсе меня не касаются. Ведь и поиски Ландыш, и эта нелепая история с трупом в валенке – начались вовсе не с того, что Баффин вручил мне папку с делом. Подумав, я решил, что этот вопрос возвращает меня туда, к системному и несистемному злу. И еще к тому, что я называю жизнью. Когда между «делать» или «не делать» я выбираю деяние, я выбираю жизнь.

Но кому об этом скажешь? Засмеют.

Баньши держалась как королева. Ни слова без адвоката, кроме «невиновна». Разумеется, до выяснения сути дела от занимаемой должности ее отстранят.

Но в полной мере я понял, куда повернул сюжет, когда уже в сумерках покидал здание. Во дворе стояло дракси с зарешеченными окнами, туда сажали детей. Их распределят по другим работным домам, где и без них тесно. Где они будут новичками, нахлебниками на общий котел, и без них скудный, где им придется заново встраиваться в существующую подростковую иерархию. Предполагается, что там им будет лучше.