Гай Гэвриел Кей - Песнь для Арбонны

Ирнан, казалось, хотел возразить, но ничего не сказал. Перекинув Эврарда Люссанского через плечо, словно мешок зерна, он спустился по веревке вниз. Другие кораны начали спускаться следом. Блэз не стал ждать, пока они все спустятся. В нем нарастало ощущение близкой опасности, он вытащил меч и один вошел в лес на противоположной стороне плато, в том месте, где они вошли и вышли. Почти сразу же он уловил запах. Запах не дикого кота, не медведя, не лисицы, не барсука и не кабана. Он ощутил летучий аромат духов. Сильнее всего он ощущался в западном направлении, откуда они пришли.

Блэз опустился на колено, чтобы почти в полной темноте рассмотреть лесную подстилку. Он жалел, что с ним нет Рюделя, по многим причинам, но отчасти из-за того, что его друг был лучшим ночным следопытом из всех, кого знал Блэз.

Однако не нужно было быть экспертом, чтобы понять, что здесь совсем недавно прошла группа людей и что большинство из них, если не все, были женщины. Блэз тихо выругался и встал, вглядываясь в темноту, не зная, что делать. Ему до смерти не хотелось оставлять здесь своего человека, но было ясно, что где-то впереди него в лесу находится большая группа жрецов и жриц. «Несколько минут», — сказал он Ирнану. Следовало ли ему подвергать опасности других, пытаясь найти Люта?

Блэз сделал глубокий вдох и снова ощутил пульсацию земли в лесу. Он понимал, что боится; только круглый дурак сейчас не боялся бы. Все равно, во всем этом был корень истины для Блэза Гораутского, и очень простой истины: товарища не бросают, даже не сделав попытки его найти. Блэз шагнул вперед, в темноту, следуя за ускользающим ароматом духов в ночи.

— Похвально, — произнес голос прямо перед ним. Блэз ахнул и выставил вперед клинок, всматриваясь в темноту. — Похвально, но крайне неразумно, — продолжал тот же голос с холодной властностью. — Возвращайся обратно. Ты не найдешь своего товарища. Только смерть ждет тебя сегодня ночью, если ты пойдешь дальше.

Послышался шелест листьев, и Блэз разглядел перед собой высокую, неясную фигуру женщины. По обеим сторонам от нее стояли деревья, словно обрамляя то место, где она стояла. Было очень темно, слишком темно, чтобы он мог разглядеть ее лицо, но нотки приказа в ее голосе сами по себе поведали мрачную историю о том, что случилось с Лютом. Однако она не тронула Блэза, и другие не прыгнули вперед и не напали. А Ванн в ялике не был ранен.

— Мне было бы стыдно перед самим собой, если бы я ушел и не попытался вернуть его, — ответил Блэз, все еще пытаясь различить черты лица стоящей перед ним женщины.

Он услышал ее смех.

— Стыдно, — насмешливо повторила она. — Не будь слишком большим глупцом, северянин. Ты действительно думаешь, что мог бы проделать все это, если бы мы вам не позволили? Ты будешь отрицать, что чувствуешь этот лес? Ты действительно веришь, что действовал тайно, никем не замеченный?

Блэз с трудом сглотнул. Его выставленный вперед меч внезапно показался ему вещью беспомощной, даже смешной. Он медленно опустил его.

— Почему? — спросил он. — Почему тогда?

Снова раздался ее смех, низкий и тихий.

— Ты хочешь знать мои мотивы, северянин? Поймешь ли ты богиню на ее собственном острове?

«Мои мотивы».

— Значит, ты — верховная жрица, — сказал он, переступив с ноги на ногу, чувствуя глубинную пульсацию земли. Она ничего не ответила. Он снова сглотнул. — Я хотел бы только знать, куда подевался мой человек. Почему вы его забрали.

— Одного за другого, — тихо ответила она. — Вы не прошли посвящения, чтобы ступить на остров, ни один из вас. Вы пришли сюда забрать человека, который был посвящен. Мы позволили вам сделать это по собственным причинам, но Риан берет свою плату. Всегда. Знай это, северянин. Помни эту истину все время, пока находишься в Арбонне.

«Риан берет плату». Лют. Бедный, испуганный, заикающийся Лют. Блэз смотрел в темноту и жалел, что не видит эту женщину, пытался найти слова, которые могли бы спасти человека, которого они потеряли.

А затем, словно его мысли были открыты для нее, словно она и лес хорошо знали их, женщина подняла одну руку, и через мгновение в ее кулаке зажегся факел, осветив тесное пространство среди деревьев. Блэз не видел и не слышал, чтобы она высекла огонь из кремня.

Но он услышал снова ее смех, а затем, глядя на высокую, гордую фигуру, на тонкие, аристократичные черты ее лица, Блэз понял — и не сумел подавить дрожь, — что у нее нет глаз. Она была слепой. У нее на плече сидела белая сова, ошибка природы, и смотрела на Блэза немигающим взглядом.

Не вполне понимая, почему он это делает, но, внезапно осознав, что вступил в то царство, для которого он очень плохо вооружен, Блэз вложил свой меч в ножны. Ее смех стих; она улыбнулась.

— Правильный поступок, — мягко сказала верховная жрица Риан. — Я рада видеть, что ты не глупец.

— Видеть? — спросил Блэз и тут же пожалел об этом. Но она осталась невозмутимой. Огромная белая сова не шелохнулась.

— Мои глаза были ценой, заплаченной за возможность видеть гораздо больше. Я очень хорошо вижу тебя и без них, Блэз Гораутский. Это тебе нужен был свет, а не мне. Я знаю о шраме, огибающем твои ребра, и цвет твоих волос, как нынешний, так и в ту зимнюю ночь, когда ты родился, а твоя мать умерла. Я знаю, как бьется твое сердце и почему ты приехал в Арбонну, и где ты был раньше. Я знаю твое происхождение и твою историю, знаю многое о твоей боли и обо всех твоих войнах, и о том, когда ты в последний раз любил женщину.

«Это блеф, — в ярости подумал Блэз. — Все священники блефуют, даже жрецы Коранноса дома. Все они стремятся получить власть при помощи таких колдовских заклинаний».

— Тогда назови этот последний раз, — осмелился сказать он охрипшим голосом. — Расскажи мне о нем.

Она не колебалась:

— Три месяца назад. Жена твоего брата, в древнем доме твоей семьи. Поздно ночью, в твоей собственной постели. Ты уехал до рассвета, отправился в путешествие, которое привело тебя к Риан.

Блэз услышал вырвавшийся у него странный стон, будто ему нанесли удар под ложечку. Он не сумел сдержаться. Внезапно у него закружилась голова, вся кровь отлила от нее, словно убегая от неумолимой правды услышанного.

— Продолжать? — спросила она слабо улыбаясь и подняла высоко факел, чтобы он ее видел. В ее голосе звучали новые нотки, нечто вроде безжалостного наслаждения своей властью. — Ты ее не любишь. Ты только ненавидишь своего брата и своего отца. И свою мать, за то, что она умерла. Возможно, и себя немного. Хочешь услышать больше? Хочешь, чтобы я предсказала твое будущее, как старая колдунья на осенней ярмарке?

Она не была старой. Она была высокой и красивой, путь уже не молодой, с сединой в темных волосах. Она знала то, что не должен был знать ни один человек на земле.