Андрей Попов - Кукольный загробный мир

Так что же такое пространство скуки?

Мир, где остановлено само время. Оно там просто не идет. И все четыре циферблата на мраморной экспоненте давным-давно выглядят мертвыми, как нарисованная картинка. Звездочет как-то читал легенду о том, по какой причине произошло это недоразумение — когда-то далеко в древности — но все уже забыли как детали этого повествования, так и саму суть. Ватная память, увы, надежна лишь в одном — в собственной ненадежности. Каждый хотя бы единожды да побывал в пространстве скуки, исключая Риатту, самую трусливую из девчонок. В целом, ничего особенного: там, как и везде, можно двигаться, ходить по траве, смотреть на лес и небо, но по сути делать абсолютно нечего, ибо все процессы, привычные для повседневной жизни, там навсегда остановлены.

На границе леса оба замедлили шаг, наблюдая непривычную картину: туман абстракций издавал слабое, как бы люминесцентное свечение, порой в нем что-то искрилось, доносился слабый треск, какой иногда издают горящие угли. На общую картину ночи это мало влияло: темнота и звезды — союзники и враги одновременно — ничуть не изменились в своем величии. Дул легкий чем-то взволнованный ветерок.

— Видишь? Раньше он был спокоен, — Авилекс нелепо указал рукой на то, что не увидеть было просто невозможно. — Раньше туман так себя не вел, мы бы ночью его просто не заметили.

Ханниол пока искренне не понимал, что именно должно внушать тревогу:

— Это все штрихи… наверное. Просто последнее время они более активны.

Звездочет повернул к нему свое лицо, лишенное красок и эмоций:

— Думаю, причина в другом, все намного хуже. Если мы что-то не изменим, то перемены сами придут за нами.

Последняя фраза звучала слишком уж путано.

— Ты вообще о чем?

На следующий день Ханниол слонялся сам не свой, поспать довелось часа два, не более, а утром излишний шум и излишний свет только действовали на нервы. Он бродил по поляне, протяжно зевая, но как только увидел Астемиду, зевок точно застрял поперек горла. Платья она меняла чуть ли не ежедневно, сегодня решила одеть одно из своих винтажных, с кручеными замысловатыми узорами по краям. Асти деловито сложила руки на груди и посмотрела на него как-то недоверчиво, чуть нахмурив брови:

— Ну что? Твоя болезнь прошла? — ее янтарный взгляд мутил и так затуманенное бессонницей сознание. Не поймешь, что такого произошло, но спать уже абсолютно не хотелось.

Хан озвучил первую подвернувшуюся мысль:

— А… как бы. Да не болен я! Здоров! По-своему здоров.

В воздухе над головой промелькнули одна за одной две птицы, махая бумажными крыльями. Кроме трепетного шуршания они не издавали больше никаких звуков.

— Понятно-понятно, — Астемида провела кончиком косы по губам. — Тогда удачи тебе, по-своему здоровый!

Она чуть хихикнула и направилась в гости к Гемме, оставив растерянного Ханниола в некотором чувственном ступоре. Он так хотел услышать от нее еще хоть несколько слов, хоть единственную фразу — пусть даже самую пустую и бессмысленную, но Асти и след простыл. Кстати, теперь о Гемме: та уже успела смириться с существованием серого пятна, что постоянно волочилось под ногами, пыталась не обращать на него никакого внимания, не говорить о нем, а если кто и заикался, то сразу показывала кулак. Авилекс утверждал, что тень мертва, поболтается да исчезнет со временем. А разжигать новый костер, рискуя Гемминым самочувствием, пока не решались.

Хижины кукол были расположены так, что они образовывали вершины правильного Восемнадцатиугольника. Приблизительно в его центре находилась мраморная экспонента, чуть в сторону севера торчала из земли незыблемая каменная книга, а чуть южнее располагалось прекрасное здание священной Ротонды, где проходили постановки пьес. Тут же прилегала и библиотека, почти полностью скрытая под землей. Всего в пределах Сингулярности проживало восемнадцать кукол. Десять мальчиков: это Авилекс, Гимземин, Ханниол, Раюл, Фалиил, Ингустин, Хариами, Исмирал, Ахтиней и Эльрамус. А также восемь девочек: Астемида, Гемма, Винцела, Анфиона, Риатта, Леафани, Клэйнис и Таурья. Одна из хижин, впрочем, была заброшенной: с навек закрытой дверью, с заколоченными крест накрест ставнями, за которыми, наверное, умерла сама тишина. Жилье принадлежало Гимземину, уж давно как переселившемуся жить за озеро. Официальная версия такого поступка — это близостью воды, необходимой для его бесконечных опытов. Но истинная причина отшельничества заключалась в другом: алхимик долго не выносил шумного общества, и остальные его просто раздражали. Он крайне редко появлялся на поляне и, если это происходило, то лишь по одной причине — Винцела. Она занималась тем, что изготавливала разные гербарии, Гимземин же иногда выпрашивал у нее редкие цветы или травы.

Вот и на этот раз появление алхимика стало для всех событием дня. Раюл громко всплеснул руками:

— Да неужели?! Сам лесной король к нам пожаловал! Снизошел и облагородил своим присутствием!

Гимземин оставил реплику без комментариев. Судя по его хитону грязно-зеленой расцветки, его если и уместно было назвать королем, то только болотным. Он перемещался по поляне спешными размашистыми шагами, неуклюжие башмаки-сабо чуть было не слетали с ног. А остальные куклы с любопытством выглядывали из окон.

Ну надо же, какая оказия! Один башмак все-таки умудрился слететь, тотчас затерявшись в зелени. Его хозяин пропрыгал назад на одной ноге и, пробурчав под нос:

— Гравитационная ловушка, что ли… — надел сабо обратно, предварительно отобрав его у жадных и цепких листьев травы.

— Ага, ловушка! — Раюл, этот неугомонный балабол, весело почесал нос. — Капканы на алхимиков здесь повсюду расставлены.

— Будь любезен, тренируй свое остроумие на ком-нибудь другом. А если вовсе замолчишь — цены твоему молчанию не будет.

Вместе с некоторыми куклами к месту событий подошла и Анфиона:

— Послушай, Гимземин, почему ты никогда не участвуешь в наших постановках? Ты даже не представляешь, как это весело!

Ее искренность немного смягчила хмурый взгляд гостя, тот понял, что разговора все равно не избежать, горько-горько вздохнул, обхватил кулаком острый кончик своего подбородка и произнес:

— Вот объяс… — он вдруг споткнулся о ближайшую кочку, немного пошатался, но выстоял, — …объясните мне, непонятливому, зачем вы каждый четный и нечетный день ставите одну и ту же пьесу, диалоги которой уже, не исключено, вызубрил даже кошастый? Неужели вашему Кукловоду интересно ежедневно это слушать? Ну, раньше хотя бы разнообразие какое-то присутствовало.