Варвара Мадоши - Укротители Быка

— Милорд Ди Арси!

Стар обернулся.

Позади него стояли три молодые девушки… нет, две молодые девушки и одна, не менее молодая, но вполне замужняя, что явствовало из ее покрытых по местному обычаю узорчатым платком волос — только надо лбом блестящие каштановые волосы были выставлены на всеобщее усмотрение.

— Прошу вас… не присоединитесь ли к нам в круге? — очаровательно краснея, но едва ли на самом деле чувствуя смущение, произнесла одна из незамужних — черноволосая и очень худенькая, чем-то напомнившая ему Вию, только раза в полтора выше маленькой шаманки.

— Почему нет?.. — Стар сунул стакан виночерпию, протянул красавицам руки и позволил увлечь себя в круг танцующих — сейчас переходили к какому-то танцу, которого Стар не знал, но балмейстер уже объявлял фигуры, и они были знакомыми, так почему бы и не…

— Милорд, вы забыли!

Давешний виночерпий вдруг как-то ловко извернулся и вклинился к нему, блестя яркими голубыми глазами, а в руке у него была зажата фибула, одна из двух, которыми Стар скреплял свой плащ по местной моде — лишняя тяжесть, однако же… Вторую руку юноши не разглядеть было из-за бурдюка, и Стар почему-то мгновенно напрягся — может быть, потому, что весь его жизненный опыт отнюдь не призывал ждать от блондинов ничего хорошего.

Предчувствие его не обмануло: рука юноши метнулась вперед, очень быстро, и если бы Стар не отслеживал его движения случайно, ему бы ни за что не удалось увернуться от этого быстрого, как змеиный выпад, юркого движения. Но он увернулся — нож только чиркнул по камзолу из плотного бежевого шелка, не причинив вреда ни вышивке в виде папоротниковых веток, ни хозяину камзола.

А Стар успел перехватить руку неудачливого убийцы, и вывернуть ее, и…

Юноша рванулся прочь, не то ломая, не то насмерть вывихивая собственную руку, одновременно ударил коленом в пах — Стар знать не знал, что кто-то способен порвать собственные мышцы и поэтому не ждал подобного — и кинулся прочь, из зала.

Нет! Не из зала! К одному из этих высоких стрельчатых окон, забранных не слюдой, а невероятно дорогими стеклянными пластинками в мелкой сетчатой раме. Он рванулся прямо на эту раму, по которой Стар задумчиво водил пальцем несколькими мгновениями ранее, и ударил по ней всем телом.

Юноша был ниже Стар, легче сложением — он просто не мог весить столько, он просто не мог суметь — и все-таки рама прогнулась, и вылетела наружу, а юноша вывалился за ней. В короткий, бессодержательный полет до брусничной мостовой площади перед Ратушей.

Стар не успел к подоконнику первым — сказался удачный пинок убийцы. Однако потом он все-таки добрался туда, растолкал удивленных донельзя гостей… и увидел то, что и должен был увидеть, — погнутую решетку выбитой рамы, серебристые брызги разбитого стекла и… и никакого тела. Как не было.

Не то встал и убежал — а что, если уж себе руку вывихнул, лишь бы вывернуться, запросто способен — не то исчез. Не то и вовсе не было никого, так, блажь переутомленного рассудка. Как-то подозрительно это попахивает божественным вмешательством… но неужели боги могут видеть его сейчас?!

Надо будет потом обязательно поблагодарить этих очаровательных красавиц. Если бы не они, Стар бы наверняка отпил из кубка…

— Это как понимать? — Первый Кормчий Лазарио, хозяин бала, задел Стара плечом, кривя полные губы. — Господин посол, эт-то что такое?..

— Вы видели этого юношу? — настойчиво произнес Стар. Сейчас ему важнее всего было выяснить, видел ли кто-то, кроме него, парнишку. Потому что одно дело видения — а другое дело сверхъестественное.

— Этого смазливого юнца с бурдюком? — Первый Кормчий Лазарио скривил губу. — Вольно же вам хватать посреди пира моих собственных слуг, посол! И что, он потом выпрыгнул в окно? А где тело?

— Понятия не имею, господин Первый Кормчий! — Стар подозрительно посмотрел на свой бокал. — сдается мне, я слишком много выпил.

Снизу, за много кварталов от Дворца, небо видится совсем другим. Оно не чуть светлее — оно много светлее угловатых краев крыш, похожих на челюсти, готовые сомкнуться. Улицы в этой части Мигарота шире, ибо моложе, однако же не настолько широкие, чтобы двум повозкам разъехаться, не сцепившись бортами. А еще на небе праздничные звезды, занавешенные невесомыми кисеями пронизанных лунным светом облаков… Самой луны, тонкого жертвенного серпика, отсюда не видно, она пока низко поднялась над горизонтом.

Райн заставил себя опустить голову и глубоко вдохнул. Ночь в Мигароте пахнет вишневой корой. Их тут очень много — кряжистые, узловатые деревья, тенистые настолько, что на черной, ухоженной земле под ними не растет травы. Ветки их обрезают так, чтобы они не лезли в окна домов, но кроны все равно на редкость густые и пышные. Дикие вишни так не разрастаются. Но в их тени ночью темнее, чем в лесу.

Откуда их тут так много? Надо будет потом спросить.

На соседней улице закричал ночной сторож, во всю профессиональную мощь луженой глотки оповещая добрых горожан, что бояться им некого и нечего.

— Поспешим, — сказал проводник Райна, человек мессира Галлиани. — Нужно успеть до второй стражи.

— Прошу прощения, — улыбнулся Райн. Аллоцо Магиари не был ему ровней, всего лишь секретарь и охранник — он равным образом владел пером и шпагой. Однако всегда проще соблюдать вежливость. — Кажется, я задумался.

— Ночью трудно идти быстро. Мне следовало взять фонарь… Прошу прощения за неудобства, маэстро.

— Все в порядке.

— Я бы рекомендовал вам держаться на стороже. Я попытаюсь защитить вас, но тут никогда не знаешь….

Райн не ответил, хотя мог бы сказать: «О, я настороже, мой добрый проводник, еще как настороже!» Ему показалось, что неподалеку что-то шевельнулось в тени возле дома, он вгляделся туда — и упустил момент… Нет, просто побитого вида бродячая собака с поджатым хвостом. Быстро метнулась поперек улицы и пролезла куда-то под крыльцо.

Они нырнули в щель между домами — там оказалась узкая щербатая лестница, убегавшая куда-то вверх. Здесь было светлее — лунный свет косо падал на стену.

Поднявшись на холм, они оказались на уровне крыш. Наверное, когда-то здесь стояло большое здание, господствующее над окрестностями… точно, с той стороны холма до сих пор виднелись другие ступени, широкие. Сейчас их уже наполовину застроили какими-то лачужками — места в городе вечно не хватает. А до самой вершины вездесущие обыватели почему-то еще не добрались, и покореженные останки фундамента — выглядели они так, как будто их пожевало не только время, но и кто-то куда более злобный, — лежали под лунным светом удивительно недобрыми.