Ника Ракитина - Радуга (Птицы в пыльных облаках)

— Я не могу! — Сёрен изо всех сил отпихивалась от чашки с медом и молоком.

— Пей, силой волью, — рявкнул Ястреб. — Лэти, Сольвега…

Сольвега вытерла липкие губы.

— Вверх это не пойдет. Только я все равно не знаю.

— Юрий, купи еще молока. Да через окно! И назад не через дом, лестницу приставь.

Ястреб посмотрел, благополучно ли спрыгнул внук, и повернулся к остальным.

— Так и будем жить, — Савва откинулся, вливая в себя последние капли из кувшина, дернулся кадык. — На приставной лестнице. А внизу…

— Что внизу?

— Это будет лежать, — сказал Савва с безмерной покорностью судьбе.

Золотые точки роились над ракитовым кустом: словно комарики-толкунчики или блики на воде. Если не считать, что воды никакой не было. Было полуденное солнце, резкий до нестерпимости запах яблок и капли, тяжело опадающие с узких серебристых листьев. Старая верба давала широкую тень, в тени лежало теплое еще кострище и спала государыня. Сашка сгреб угли и поставил кувшин с вываренной в молоке крапивой на теплую золу, чтобы дать сразу, как проснется. Государыня не могла есть — сразу выворачивало наизнанку, и с утра тоже. Сашке не хотелось думать о причинах этого. Он бездумно глядел на запыленные, мокрые от пота бинты на ее лице, отгонял веточкой мух. Время тянулось. Давно уже кто-нибудь должен был появиться: или Ястреб, или хотя бы Сольвега. Искорки мельтешили перед глазами.

Сашка сперва подумал, что спит. Запах этот приходил во сне — когда он перебирал древние, переплетенные покоробленной кожей книги. Всегда один и тот же, но наяву Сашка никогда не мог понять, на что этот запах похож. Приходило на ум словечко «тлен». Сашка знал, как пахнут разлагающиеся тела, знал сладковатый гнилостный дух крови, но это… это было совсем другое, запах непредставимой, но близкой опасности. Он вскочил. И тут же рука государыни обручем сдавила его запястье. Она стояла твердо, слегка согнув ноги, и обнаженный клинок целил в золотое облако «ворот».

— Нарежь осиновых веретен, — напряженным голосом велела она.

Сашка кинулся в лес.

Он не знал, сколько времени отняла работа, но каким-то чудом не порезал пальцы, вернулся с охапкой недлинных колышков, заостренных с обоих концов.

— За мной. Делай, что скажу. Тут же.

Он кивнул.

Они шагнули в колючее сияние, искры окатили их, омыли с головы до пят, а потом стало темно и странный запах сделался нестерпимым.

В тесную прихожую сквозь щели ставен сеялись солнечные лучи, освещали низ лестницы и скорченное рядом детское тело. А над ним висел, трепеща и дергаясь, паутинный сгусток сумерек, прибитый к полу ножом. На ноже волшебными светом сияла сделанная из самоцветов звезда. Государыня скатилась по лестнице, спрыгнув с последнего пролета. Сашка едва поспевал за ней. Клинком подцепила государыня цепь, и камень вознесся, описав дугу, уходя в сторону входной, должно быть, двери. Серое крыло дернулось за ним, словно выдираясь из ребенка, тянулось за звездой — и не доставало. Государыня вырвала из-за пояса и метнула несколько веретен, приколачивая к полу мутное полотнище.

— Забери девчонку!

Сашка кинулся на пол, за платьице рванул на себя, подхватил обеими руками. Крыло закраиной задело голую кожу рук. Он вскрикнул, но ношу не выпустил. Отступал, увязая в запахе, вверх по лестнице, и та стонала и прогибалась, а потом сверху подхватили чьи-то руки, и можно было упасть.

Замешательство на лестнице не дало им сразу броситься на помощь. Пылевая ведьма дергалась на полу, между камнем и живыми. Крыло вздувалось и опадало, шипя, как проткнутые кузнечные мехи. Государыня стояла, как за единственную надежную опору, обеими руками держась за клинок. Навалились тошнота и слабость, не вовремя, как всегда. Мир покачивался и расплетался. Запах…

— Воду… Лей!! — торжествующий ведьмовский вопль едва не снес лестницу и ветхие стены. Обрушился водопад. Чудище скукожилось и застонало. Неслышный этот стон ударил плетью. Тогда же Ястреб перескочил через перила и, поверх рук государыни, перехватив меч, ударил. Сдвоенная сила направила и обрушила клинок прямо в разбухшее нечеловеческое лицо. Пылевая ведьма закричала еще раз и издохла.

— Окна открывайте!

К Ястребу потянулось сразу много рук и вознесли его на лестницу вместе с государыней. Он помотал головой, как пьяный медведь, повел плечами и, не забывая придерживать, поставил государыню перед внуком:

— Юрась. Моя жена.

12

Полным именем — Рыжий Разбойник, Укравший Сметану Тетки Гюстрин — его не называли почти никогда даже покойные родители, восемнадцать дядьев и теток (четыре незамужние), две последние жены и все рыжее, серое и полосатое потомство. Рыжий — коротко и гордо.

Рыжий был мосластым длинношерстным котярой, потрепанным победителем множества битв и признанным владыкой аптекарского двора и помойки. Кроме того, колдуном и немного мечтателем. Вот и сейчас он прибил зародившегося паутинника и задумчиво чистил коготь о доску выгребной ямы. Так что окликнули очень некстати. Жемчужинка-Мур сидела посреди перебегающей двор дорожки и презрительно вылизывалась. Рыжий не спеша подошел.

— Это, — подумал он. Это разливалось в воздухе запахом молодой жирной мыши и талого снега, про это оглашенно судачили ласточки и воробьи, про это сообщала визгливым лаем блохастая шавка аптекаря, и затурканный ослик золотаря, и даже липовые вереи ворот, о которые Рыжий столько лет точил когти, готовы были брызнуть свежей зеленью. Каждая шерстинка на коте вставала стоймя, он чувствовал — не как чуют запахи, а тем странным чувством, которым звери находят дом.

— Собирающий ждет тебя за трубой.

Горло Жемчужинки-Мур мерцало, изливая урчание. Еще день назад Рыжий растекся бы от него и вздернул свой ободранный хвост, будто апельсиновую свечу. Но сейчас лишь плавно повернулся и потек к аптекарскому дому. Сверху упала не по-августовски крупная дождевая капля. Скаталась в пыльный шарик. Оставаясь такой же живой и теплой внутри. Как и Та, Которая… — пока не появился глупый котенок, чтобы увести ее за собой. Рыжий дрогнул боком, ускользая — просто по привычке, этот дождь был ему приятен. Это была еще одна примета. В Кроме… в Кроме так давно не было дождя.

Пепельный от старости Собирающий давным-давно не спускался со своего чердака. Да и на крышу подымался нечасто. Для этого у него были наследники: сыновья, племянники, сыновья сыновей… Те, кто охотится в ночи, собирающиеся под стяг Полной Луны и Опрокинутого Нетопыря. Полная луна была зрачком Кошки и знаком Той, что Держит Мир в Ладонях. А нетопырь… мыши — они земное зло, вкусное, между прочим. А нетопырь… Рыжий мазнул хвостом по занозистым перилам. Взбираться было неудобно — ступеньки сделаны на людей. Даже люди знают, что нетопырь суть знак скорби и мирового зла. А кошки не летают. Рыжий за нетопырями охотился. Воробьи вкуснее. Дорогу переходила наглая беспредельно мышь. Рыжий стремительно хлопнул лапой. Играть не стал, не до этого. Прожевал быстро, но аккуратно, выплюнул часть костей и шкурку — он не котенок — есть, что попало.