Ника Созонова - Два голоса

— А тебе идет вороной конь… — Кидаю камушек наугад и попадаю: ты улыбаешься, это слышно по голосу.

— Это было уж слишком. В реальности я так себя не веду: воспитание не позволяет.

— Воспитание — это да… это вещь… — Хочется говорить с тобой о чем-то значительном, но мысли ленятся и язык выдает глупости.

— Я вот что подумала. Жизнь — тоже своего рода наркомания. От кайфа до ломки и обратно.

— В жизни хватает тех, кого вообще не ломает. Но и кайфа такие испытывать не умеют. А есть редкие счастливчики, которым достается бездонная коробочка с наркотой, в то время как другие только воют от боли и проклинают земной ад. Так что героин в этом смысле честнее.

— Это правда настолько хорошо?

Меня пугает интерес в твоем голосе, поэтому я отрицательно машу головой, вернее, перекатываю затылок по твоим джинсам.

— Только в начале. Потом он нужен не для того, чтобы было хорошо, а чтобы не было погано.

Внезапно вспоминаю об одном незавершенном деле. Не хочется вставать, но надо. Приподымаюсь, хрустя всеми суставами.

— А куда теперь?

Ты, оказывается, не на шутку замерзла. Кончик носа покраснел, а пальцы посинели. Чтобы не стучать зубами, прикусываешь верхнюю губу. Бедняжка…

— Нужно забрать одну вещь — из того места, где я жил раньше.

— Всего одну? Давай я завтра закажу машину, и перевезем все сразу?

— У меня там больше ничего нет. По крайней мере, нужного. Ты со мной? — Спрашивая, уже знаю ответ.

— Конечно. А ничего, что мы так поздно? Уже скоро полночь. Нормальные люди в такое время гостей не ждут.

— А кто тебе сказал, что мы идем к нормальным? Советую тебе вообще забыть это слово и приготовиться к худшему.

Я помогаю тебе подняться — ты так окоченела, что мышцы почти не гнутся. Ты хмуришься и растираешь ноги у лодыжек.

— Пошли. Я готова.

В метро, отогревшись, ты высказалась о моих друзьях:

— Он такой славный — большой ребенок, этот Клоун. Женщины будут его любить, даже если его разобьет паралич. А этот высокий — Скоба? — по-моему, очень преданный. Он бы не мучил зря психов и незаурядных людей, если бы все-таки стал врачом-психиатром.

— И когда ты успела сделать столь проницательные выводы?

— Мы разговаривали. Правда, ты этого, по-моему, уже не слышал.

Дверь в Бормотухину халупу никогда не закрывалась. Уже при входе в подъезд стали слышны пьяные крики и гам. В голове за время в пути чуток прояснело, и я пожалел, что привел тебя в этот гадюшник.

— Может, здесь подождешь? — предложил не слишком уверенно.

— Все так плохо?

— Понятия не имею. Но скорее всего да. Я бы на твоем месте остался.

— Но ты еще не на нем. Разве что частично, одной ногой. Так что я войду.

Я пожал плечами.

— Свобода выбора прежде всего.

Отчего-то так получилось, что я несколько секунд видел все твоими глазами. Когда мы вошли, узрел собственную покачивающуюся спину. Потом загаженную кухню. В ноздри ударил запах перегара, гнили и подгорелой рыбы. Будь я собой, меня бы так не шибануло — привык и не к такому.

Пьяные рожи, встретившие нас дружным ревом, показались совсем отвратительными — соскочившими с полотен Босха.

— Найтик пришел!.. — Ко мне бросилось тело с отдаленными признаками женщины. — Мой самый любимый мужчинка! А кто это тебя так раскрасил?

То была старая подруга Крыська, размалеванная, с вываливающейся из незапахнутого халата грудью. Меня передернуло: более тошнотворной твари в своей богатой неприглядными личностями жизни не встречал. Если б не ты, думаю, одним ударом в лицо она бы не отделалась. Но, подозревая, что вряд ли ты отнесешься к такому с пониманием, я сдержался и лишь отпихнул ее посильнее.

— Тебе повезло сегодня: уйдешь отсюда живой. Но если еще хоть раз посмеешь прикоснуться ко мне — я за себя не отвечаю!

— Ой-ой, напугал!.. — визгливо захохотала она. — Тока сейчас заметила, что ты с бабой! Ну, тогда конечно, покидай понты, повыпендривайся. Эй, тетка, а ты в курсе, что он со мной спал?..

Она показала тебе "фак" средним пальцем и тут же — предупреждая мой рывок в ее сторону, ретировалась к столу, под бок к какому-то быку с багровой шеей и плоским теменем. Вспрыгнула к нему на колени, и он, не прерывая беседы, механически запустил лапу в прореху ее халата.

Я покосился в твою сторону. Ты не выглядела ни испуганной, ни потрясенной. С детским любопытством впитывала происходившее вокруг, даже рот был приоткрыт, как у ребенка. Я ухватил тебя за запястье, выводя из ступора, и потащил в комнату, в которой обычно обитал. На диване самозабвенно трахались, даже не обратив внимания на включенный мной свет. Ты застыла, уставившись на парочку, словно подросток, впервые смотрящий порно.

Оставив тебя на пороге за этим увлекательным занятием, я шагнул внутрь, запнувшись о чье-то валявшееся на полу тело. Наклонившись, увидел, что то была Няя. Рубаха на ней была разорвана, юбки и белья под ней не было. Лицо и ноги в крови, но живая. Она повернула в мою сторону медленные бездумные зрачки, а когда я попытался приподнять ее, глухо и жалобно замычала.

— Нужен врач, — ты положила руку мне на плечо, подойдя со спины.

Мне не хотелось играть в благородство и возиться с девкой, которая сама была виновата в том, что с ней произошло. Но сказать тебе об этом… К тому же я неплохо к ней относился. Не в пример лучше, чем к другим обитателям притона.

— Сюда "скорую" вызывать нельзя. Я заберу то, за чем пришел, потом мы оденем ее и выведем на улицу. Только с врачами будешь разговаривать ты, я к ним и близко не подойду — слишком много в моей крови запрещенных препаратов. Скажешь, что на улице на нее наткнулась — иначе по милициям затаскают.

*** — Мой привычный мирок в тот день зашатался и рухнул. Это было настолько незнакомо и жутко. Ты говоришь, вид у меня был, как у любознательного ребенка, но это не так. Внутри был ужас до оцепенения. Я и не знала, что можно так жить. Парочка на кровати за все время даже не повернула голов в нашу сторону, продолжая механически двигаться. А бедная девочка продолжала кричать, пока мы кое-как ее одевали в непонятно чьи нечистые шмотки и выводили на улицу. Хорошо хоть "скорая" приехала сравнительно быстро, минут через двадцать.

— Ты хотела поехать вместе с ней до больницы, но, взглянув в мою сторону — я схоронился в темноте под деревьями — поколебалась и не поехала.

— Я боялась, что ты исчезнешь куда-нибудь. С тебя станется! Спросила, в какую больницу ее увозят. Врач сказал, что опасности для жизни нет, но из шока она может выйти не скоро. Поэтому из обычной больницы ее потом переведут в психушку. Я сунула ему в руку все деньги, что были с собой, попросив поделиться с лечащим врачом и санитаркой. Потом пару раз навестила. Няя ни с кем не разговаривала, и со мной тоже. Во второй раз притащила ей кучу бисера, но она к нему не притронулась. Ее собирались перевести в психушку, но не успели: через неделю она повесилась ночью в туалете на пояске от больничного халата.