Урсула Ле Гуин - Старая музыка и рабыни

– Простите, генерал, я должен опять спросить о здешних людях…

– Вы знали кого-нибудь здесь до того, как попали сюда? – резко спросил один из молодых.

– Нет. Я спрашиваю о прислуге. Они были добры ко мне. Ребенок Камзы болен, ему нужен уход. И мне было бы приятно узнать, что за ним есть уход.

Генералы совещались друг с другом, не обращая внимания на его просьбу.

– Любой, кто остался здесь, в таком вот месте, после Восстания, хозяйский прихвостень, – подал голос задьйо Тэма.

– А куда им было деваться? – спросил Эсдан, стараясь говорить спокойно. – Тут вам не свободная провинция. Тут надсмотрщики все еще властвуют в полях над рабами. И все еще применяют клетку-сгибень, – на последнем слове голос его дрогнул, и он мысленно выругал себя за это.

Банаркамье и Тюэйо все еще совещались, не обратив на его вопрос никакого внимания. Метой встал.

– Довольно на сегодня, – распорядился он. – Идите за мной.

Эсдан заковылял за ним через холл, вверх по лестнице. Юный задьйо поспешал за ними, явно по приказу Банаркамье. Никаких приватных разговоров. Метой, однако, остановился у двери в комнату Эсдана и сказал, глядя на него сверху вниз: «О прислуге позаботятся».

– Спасибо, – тепло произнес Эсдан и добавил: – Гана лечила мою ступню. Мне необходимо ее увидеть.

Если он им нужен целый и невредимый, почему бы не использовать свои страдания как средство воздействия. А если он им не нужен, другие средства тоже не принесут пользы.

Спал Айя мало и плохо. Он всегда жаждал информации и действия. Он изнемогал от незнания и беспомощности, искалеченный физически и умственно. И он был голоден.

Вскоре после рассвета он подергал дверь и убедился, что она заперта снаружи. Он долго кричал и стучал, пока наконец не появился хоть кто-то – перепуганный молодой человек, по всей вероятности, часовой, а за ним Тэма, сонный и хмурый, с ключом от двери.

– Я хочу видеть Гану, – весьма повелительно произнес Эсдан. – Она ухаживает вот за этим. – Он жестом указал на свою повязку. Тэма закрыл дверь без единого слова. Примерно через час ключ снова загремел в замке, и вошла Гана. За ней следовал Метой. За ним следовал Тэма.

Гана приняла перед Эсданом почтительную позу. Он быстро подошел к ней, опустил ладони на ее плечи и прижался щекой к ее щеке.

– Хвала владыке Камье за то, что я вижу тебя во здравии! – произнес он те слова, которые часто говорили ему такие, как она. – А Камза, малыш, как они?

Она испугалась, задрожала, волосы у нее были неприбраны, веки покраснели, однако она довольно быстро оправилась после его неожиданно братского приветствия.

– Теперь они на кухне, господин, – сказала она. – Эти солдаты возвестили, что нога причиняет вам боль.

– Это я им так сказал. Может, ты переменишь мне повязку?

Он сел на постель, и она принялась разматывать ткань.

– А остальные в порядке? Хио? Чойо?

Она качнула головой.

– Прости, – сказал он. Он не смел расспрашивать ее дальше.

Она не так хорошо забинтовала его ногу, как раньше. В ее руках почти не осталось силы, чтобы затянуть повязку потуже, и она торопилась, нервничая под взглядами двоих незнакомцев.

– Надеюсь, Чойо вернулся на кухню, – сказал он наполовину для нее, наполовину для них. – Должен же кто-то заниматься стряпней.

– Да, господин, – сказала она.

Никаких «господ», никаких «хозяев», хотел он крикнуть в страхе за нее. Он взглянул на Метоя, стараясь понять его отношение к происходящему, и не смог.

Гана окончила работу. Метой одним словом отослал ее прочь, а за нею вышел и задьйо. Гана ушла с охотой, Тэма противился.

– Генерал Банаркамье… – начал было он. Метой посмотрел на него. Юноша заколебался, нахмурился и подчинился.

– Я присмотрю за этими людьми, – сказал Метой. – Я всегда этим занимался. Я был надсмотрщиком в поселке. – Он взглянул на Эсдана своими холодными черными глазами. – Я вольнорезанный. Таких, как я, теперь осталось немного.

– Спасибо, Метой, – помолчав, сказал Эсдан. – Им нужна помощь. Они ведь не понимают.

Метой кивнул.

– И я тоже не понимаю, – добавил Эсдан. – Есть ли у Освободительных сил план вторжения? Или Райайе изобрел его как предлог для применения бибо? Верит ли в это Ойо? Верите ли в это вы? Есть ли там, за рекой, армия Освобождения? Вы принадлежите к ней? Кто вы? Я и не жду, что вы ответите.

– А я и не отвечу, – сказал евнух.

Если он и двойной агент, подумал Эсдан после его ухода, работает он на Командование Освободительных сил. Во всяком случае, хотелось на это надеяться. Этого человека Айя хотел видеть на своей стороне.

Но я сам не знаю, на чьей я стороне, подумал он, возвращаясь на свое кресло возле окна. На стороне Освобождения, само собой, – но что такое Освобождение? Уже не идеал свободы для порабощенных. Уже нет. И никогда впредь. С началом Восстания Освобождение стало армией, политической махиной, огромным скопищем людей, вождей и будущих вождей, амбициями и алчностью, удушающими силу и надежду, неуклюжим дилетантским правительством, шарахающимся от насилия к компромиссам, все более сложным, и ему уже никогда не познать той прекрасной простоты идеала, чистой идеи свободы. Вот чего я хотел, вот во имя чего я трудился все эти годы. Замутить благородно простую структуру кастовой иерархии, заразив ее идеей справедливости. А затем обескуражить благородно простую структуру идеала человеческого равенства попыткой претворить ее в жизнь. Монолитная ложь рассыпается на тысячи несовместимых истин – так вот чего я хотел. И я пойман в ловушку безумия, глупости, бессмысленной жестокости происходящего.

Они все хотят извлечь из меня пользу, подумалось ему, а я уже пережил собственную полезность – и эта мысль пронизала его, словно сноп солнечных лучей. Он все еще думал, что может что-нибудь сделать. Ничего он не может.

Тоже своего рода свобода.

Неудивительно, что они с Метоем поняли друг друга сразу и без единого слова.

К двери подошел задьйо Тэма, чтобы сопроводить его вниз. Снова в «собачью» комнату. Всех с замашками вождей влекла к себе эта комната, ее мрачная мужественность. На сей раз в комнате оказалось всего пятеро – Метой, двое генералов и двое в ранге рега. Над всеми доминировал Банаркамье. С расспросами он покончил и теперь был настроен распоряжаться.

– Мы отбываем завтра, – заявил он Эсдану. – Вы вместе с нами. Мы получим доступ в голосеть Освобождения. Вы будете говорить от нашего имени. Вы скажете правительству легов, что Экумена знает, что они собираются применить запрещенное оружие, и предупредите их, что, если они это сделают, возмездие будет страшным.

У Эсдана кружилась голова от голода и бессонницы. Он стоял неподвижно – сесть ему не предложили, – уставясь в пол и вытянув руки по швам. Еле слышно он прошептал: