Вера Школьникова - Дети порубежья

Саломэ с удовольствием отказала бы ему в аудиенции, но как обычно, не нашла в себе мужества. Она подозревала, что господин Чанг обладает тайной магической силой: внимательный взгляд его блеклых зеленых глаз внушал наместнице чувство безысходной покорности, от которой не спасала вся ее нехитрая магия. Саломэ понимала, почему попавшие на допрос к министру преступники сразу же сознаются во всех грехах, лишь бы прекратить разговор, и порой завидовала им — подозреваемым достаточно было признаться, чтобы избавиться от общества господина Чанга раз и навсегда, наместница же была лишена подобной роскоши.

Министр государственного спокойствия знал, что не пользуется особой любовью ее величества, и, как следствие, не боялся испортить ей настроение — он не нуждался в благосклонности наместницы, чтобы делать свое дело, и давно уже не боялся отставки, в глубине души даже желая уйти на покой.

Но сейчас даже невозмутимый министр ощущал некоторое неудобство — слишком уж деликатную тему придется обсуждать с ее дважды девственным величеством — Саломэ хранила девство и как наместница, и как белая ведьма. Он прошел по извилистой дорожке в самый дальний уголок заповедного садика, углядев белое платье наместницы — она стояла на коленях и нежно гладила ствол розового куста, чудом не накалываясь о шипы. Саломэ нехотя поднялась, что-то шепнув напоследок поникшей бежевой розе, единственной на кусте, и повернулась к министру:

— Добрый день, господин Чанг, — хорошо знавший наместницу Леар легко бы прочитал в ее взгляде притаившееся отчаянье, но для постороннего наблюдателя лицо молодой женщины выражало только внимательное участие.

— Добрый день, ваше величество. Сожалею, что пришлось прервать ваше уединение, но дело не терпит отлагательства, а во дворце нас могут подслушать.

Саломэ не сдержалась и удивленно наклонила голову — все знали, что разговоры во дворце подслушивают люди министерства спокойствия, и другим прознатчикам пришлось бы расталкивать локтями состоящих на жаловании у господина министра, чтобы услышать что-нибудь важное.

— Прошу вас, — она показала ему на скамейку, но министр остался стоять, чтобы лучше видеть ее лицо.

— Ваше величество, дело очень деликатное, настолько, что я долго колебался, стоит ли давать ему ход… Но если не поставлю вас в известность сейчас, через месяц произойдет катастрофа.

— Я вас внимательно слушаю.

Больше всего она ненавидела такие вот «деликатные» дела. Каждое из них грозило падением империи, черной напастью, неурожаем и чуть ли не возвращением Проклятого в следующую пятницу, а сводилось к тому, что нужно отказать просителю, или подписать приговор, или поднять налог.

Наместница запинаясь, повторяла слова отказа, подсказанные заботливым секретарем, дрожащей рукой подписывала суровый приговор, с тяжелым вздохом ставила печать на бумагу из министерства финансов, а потом проводила вечер в библиотеке, с Леаром. Хранитель терпеливо разъяснял ей, почему необходимо было сделать то, что она сделала, и на душе становилось легче… до следующего раза.

— Хранитель Леар, ваше величество. Как Хранитель он подотчетен только вам лично, как член Высокого Совета — отвечает перед большинством Совета, как герцог Суэрсена — опять таки, отвечает перед вами лично и перед Высоким Советом.

Саломэ пожала плечами — министр повторял общеизвестные истины, и при чем тут Леар? Она уже неделю не виделась с Хранителем, заставляя себя проходить мимо библиотечной башни. Надеялась, что столь явное выражение недовольства заставит его уступить, и боялась снова вступать в спор, знала, что проспорит.

Чанг продолжал:

— Если не принять меры, через месяц Хранитель Леар предстанет перед судом по обвинению в убийстве.

Саломэ медленно опустилась на скамейку.

— Последние восемь лет я регулярно получал отчеты о поведении Хранителя в городе. Как вам известно, министерство государственного спокойствия отвечает за безопасность членов Высокого Совета. Несколько раз в месяц Хранитель переодевался в купеческое платье и отправлялся по злачным местам. Я не находил в этом ничего странного, ваше величество, молодой человек нуждается в определенного рода отдыхе, будь он хоть трижды книжный червь.

Щеки наместницы медленно покраснели, несмотря на попытки хозяйки сохранять невозмутимость.

— Но в последнее время этот отдых приобрел некоторые особенности, о которых я, если вы позволите, не буду распространяться вслух, все подробности есть в бумагах. В конце концов его стали принимать только в нескольких дорогих домах для удовольствий, где привыкли к любым капризам клиентов. Два дня назад Хранитель заказал девушку на вечер. Он заплатил хозяйке вперед, золотом, и она приказала девице выполнять все пожелания клиента. Девушка была новенькая, недавно из провинции, и, хотя в подобных заведениях быстро учатся, пришла в ужас от требований Хранителя. Она отказалась выполнить его заказ. Опять-таки, позвольте мне обойтись без подробностей, но то, что он потребовал, омерзительно и непристойно даже для шлюхи.

Саломэ и без зеркала чувствовала, что ее покрасневшие скулы пошли белыми пятнами. Она хотела встать и уйти, приказать ему замолчать, прекратить гнусные сплетни, но словно приросла к скамье, онемев от отвращения и гнева. На этот раз господин министр заплатит за клевету! Она найдет в себе силы поставить его на место. Только переведет дыхание. А министр продолжал, прочистив горло:

— Хранитель попытался заставить девушку силой, она начала сопротивляться и укусила его за руку. Тогда он пришел в ярость и, — господин Чанг сглотнул, — избил девушку до смерти, обезобразив тело. — Он не стал уточнять, как именно, поскольку детали могли вызвать рвоту не только у девственно чистой наместницы, но и у повидавшего виды наемника. — Хозяйка дома предпочла бы замолчать дело за приличную мзду, в таких случаях не любят привлекать стражу, но оказалось, что у девушки был жених. Не удивляйтесь, ваше величество, бедные крестьянки из деревень вокруг Сурема часто зарабатывают себе таким образом на приданое. Жених отказался взять деньги и подал жалобу в суд до того, как его удалось остановить, и, по несчастливому совпадению, дело досталось чуть ли не единственному честному судье в этом городе.

Саломэ, наконец-то, обрела дар речи:

— Я не верю ни одному вашему слову! И уберите эти гнусные бумаги! Не знаю, что вы задумали, но ничего не получится — я не допущу, чтобы вы навредили Леару. Даже не пытайтесь придти в Высокий Совет и повторить свою клевету!

— Ваше величество, — попытался он успокоить разъяренную наместницу, — если ничего не сделать — будет скандал. Судья потребует справедливости и будет прав. Вмешается храмовый совет, у них с Хранителем давние счеты, а Высокий Совет в сложившейся ситуации будет только рад поддержать жрецов. У нас всего несколько дней, чтобы принять меры. Вы можете не верить мне, не верить бумагам, но вам придется поверить в судебное дело, и тогда уже не важно будет, клевещет ли обвинение. Нужно срочно перевести судью Фергана в другую управу, а на его место назначить своего человека. Если вы лично подпишете перевод и новое назначение, я успею провести их через министерство справедливости без лишних вопросов, но если вы промедлите — придется принимать более суровые меры. Если, конечно, вы не хотите, чтобы Хранитель ответил согласно закону, — министр положил на скамейку папку с бумагами.