Юлия Фирсанова - Начало

— Нет, — снова повторил Лакс и одним духом выпалил, нервно сплетая и расплетая пальцы: — Просто, я чую, что лучше этого в моей жизни может ничего не случиться, вот оно чудо. Я хоть всего на четверть эльф, а судьбу свою распознать умею. Разум говорит, рядом с тобой, магева, интересные дела творятся, не заскучаешь, может, и я чем помочь смогу, а сердце поддакивает, если отвернусь и мимо пройду, всегда жалеть буду. А теперь дураком меня назовите, коль хотите, только сразу скажите, вместе я с вами или как?

— Почему бы и нет, — мало что уяснив из сумбурной речи парня, пожала я плечами. — Кто я такая, чтоб против чужой судьбы идти? Присоединяйся, а как надоедим друг другу, всегда разбежаться можно, чай не привязанные. Пока, я местность плохо знаю, ты за проводника да советчика сойдешь. Что думаешь, Фаль, права я?

— Если он судьбу чует, не должны мы его гнать, — неожиданно серьезно отозвался мотылек, совершив то ли круг почета, то ли полет-сканирование вокруг рыжего вора.

— Вот и ладушки, хоть лошадь и я понятия трудно совместимые, но как-нибудь перекантуемся, — иронично улыбнулась я, имея за плечами всего пару-тройку экспериментов по части конных поездок на короткие дистанции, и хлопнула Лакса по плечу. — Заодно сразу посоветуй, чего мне следует в здешних маг… лавках прикупить в дорогу, а лучше пойдем вместе выберем.

Лакс просиял, прям как Фаль перед блюдом с пирожками, и охотно согласился сопровождать меня в поход по лавкам, уже за одно это ему можно было ставить прижизненный памятник. Кто пытался хоть разок прошвырнуться со своим парнем по магазинам, тот меня поймет.

Рыжий запер дверь в свою комнату на замок, и мы снова спустились в нижнюю залу трактира. Без магевы обычный вечерний гудеж там полным ходом набирал обороты. Парочка мужиков, кажется, сельчан, из тех, что сидели к лестнице спинами, уже успели набраться настолько, что, отставив кружки, перешли к оскорблениям. Особенно громко их было слышно в малость притихшем при нашем появлении обществе:

— Ты боров плешивый! — гудел один из кряжистых крестьян, грозно насупив лохматые брови, а второй и впрямь лысый как мячик мужик возмущенно отзывался:

— Я боров? А сам-то ты кто? Сам хряк вонючий!

— Ну зачем же ссориться, если вы родственники, — мимоходом бросила я, покровительственно потрепав спорщиков по головам.

Таверна сотряслась от громового хохота, вызванного моей незамысловатой шуткой, машинально слетевшей с языка при воспоминании о старом анекдоте. Спорщики вылупились на потешающуюся толпу, переглянулись, покраснели до ушей, а потом и сами начали подхихикивать, поглядывая на растерянные рожи друг друга.

Трактирщик вынырнул из-за стойки и колобком покатился нам, заранее расплываясь в разлюбезнейшей улыбке.

— Спасибо за угощение, хозяин, — поблагодарила я, мотнув головой в сторону блюда с последними пирожками и полупустым кувшином…ой, нет, блюдо уже опустело, а на плечо мне бухнулся стряхивающий крошки с мордочки Фаль. Ну, обжора! Но с другой стороны не пропадать же добру, лучше в нас, чем с таз. Успокоив себя старой поговоркой, я спросила: — Сколько с меня?

— Как можно, почтенная магева, — замахал пухлыми руками мужичок. — Я от чистого сердца угощение ставил! Денег с вас не возьму, вот если только, — хитрован сделал вид, что застеснялся, подбирая слова подипломатичнее, — вы бы поколдовали чуток, а?

— Поколдовали, говоришь? Что ж, поколдую, — я задумчиво улыбнулась, если б нахал трактирщик знал меня получше, счел бы за лучшее торопливо отказаться от услуг магического рода, а так он только радостно закивал головой, точь-в-точь кукла на пружинке. Была у меня в детстве такая, пока я ей башку не оторвала, случайно, конечно, потом она у меня долго в коробке валялась: тулово с вылезшей пружинкой в одном углу, головка в другом.

Аккуратно, чтоб не напороться на лезвие я выловила из сумки за рукоять мой агрессивный ножичек. Быстро он специализацию поменял: был шинковальным на кухне студентки, в новом мире стал кровожадным атамом колдуньи. Ларс и Фаль молча, лишь глаза от интереса горели двумя парами фар: те, что зеленые — совсем крохотные, голубые побольше, наблюдали за происходящим. Я огляделась, примерилась, где сподручнее поработать и, по-хозяйски пройдя за стойку (мордоворот поспешно подался в сторону, чтоб ненароком его не задела), залезла на лавку. Поднятая вверх рука оказалась как раз на свободном месте поверх полок с кружками. Надавливая на рукоять, я старательно нацарапала одну единственную руку — Тейваз. Значений у нее много, но рисовала я, держа в памяти одно, и энергия знака отозвалась в теле чистой упругой волной.

— Готово, хозяин, — нарочито громко объявила я так, чтоб слышало каждое ухо в зале, да и до кухни дошло. — Пометила я сие место знаком, великую силу имеющим!

Будь у трактирщика хвост, он бы вилял им от нетерпения, словно пес, выпрашивающий ароматную подачку, а так только подался ко мне, едва шею не вывернув.

— Знак сей — великая руна справедливого суда, — я сделала театральную паузу, — одарит тебя честь по чести, ибо мощь его в правде. Как отныне в доме этом хлебосольном к люду пришедшему относиться будут, так и тебе отзовется. Полной мерой по щедрости своей и гостеприимству своему награду получишь!

Завершив краткую прочувствованную речь и, не обращая внимания на несчастно отвисшую челюсть хозяина, все еще пытавшемуся просечь в чем именно его накололи, а что накололи, он звериным, нутряным нюхом уже чуял, я убрала ножик в сумку.

— А пиво черное у них разбавленное, — невпопад, но весьма своевременно, протянул кто-то из завсегдатаев и гулко рыгнул.

Пробка одной из бочек то ли от этого звука, то ли сама по себе вдруг вылетела и пенный черный поток щедро полился на пол. Детинушка-морда-кирпичом кинулся подбирать затычку и унимать извержение ценной, пусть и разбавленной жидкости.

Ларс широко, от уха до уха ухмыльнулся и, залихватски подхватив меня под ручку, повел к дверям. Фаль залился довольным смехом:

— Ой, Оса, ты здорово придумала! Такая шутка даже эльфу никогда бы в голову не пришла!

Судя по самодовольной мордашке сильфа, мне отвесили изрядный комплимент. Проказливый мотылек в качестве моего спутника считал себя причастным к происходящему и гордился поступком магевы как своим собственным.

Мы вышли с постоялого двора под радостный гомон торопящегося обсудить чудо народа и тоскливое, как по покойнику, подвывание трактирщика, сообразившего-таки, что теперь он никого ни обжулить, ни наколоть без ущерба для себя не сможет. А нечего было к магеве с дурацкими просьбами приставать!