Алексей Герасимов - Мерзкий старикашка

Я усмехнулся. Потом фыркнул. А потом мы оба в голос заржали.

— Не иначе на пару с Трундналини молились, — сказал я, утирая слезы от хохота. — И давно ты знаешь, что я у тебя в наставниках, да молчишь?

— Вот поверишь ли, брат Прашнартра, часа два всего как. — Тумил с самым серьезным видом приложил руку к сердцу. — Брат-хранитель меня перед ужином как раз и просветил на сей счет. Спросил, не будешь ли ты меня завтра в иноки рекомендовать. Там же церемония целая, я слыхал.

— Церемония, да… Завтра, значит? — эва, торопятся князья, выходит.

— Ага, — кивнул паренек. — Ну так как?

Я усмехнулся.

— Поздно уже. Утро вечера мудренее. А завтра, оно завтра и будет. Иди отдыхать и не переживай ни о чем.

— Ну и ладно, ну и пойду, — насупился мальчик, собрал посуду и вышел вон.

Круврашпури я, положим, понимаю: если меня завтра отсюда увезут, ему парня надо заново, не менее чем на месяц, к кому-то прикреплять. Брат-хранитель и так-то притча во языцех, а коли у него такой конфуз с бесхозным послушником всплывет, это же скандал из скандалов. Хошь-нехошь, настоятелю придется заново на переизбрание его братией выставлять, за небрежение. Подгадить им обоим что ли напоследок? Реноме, так сказать, поддержать.

Дверь снова приоткрылась и в щели появилась хитрая физиомордия Тумила.

— А имя ты мне какое определишь, а, брат Прашнартра?

— Иди уже, — добродушно пробурчал я. — Разберемся.

В апартаменты настоятеля меня пригласили сразу после утренней службы. Князья со свитою, как и прочие паломники, на ней, кстати, присутствовали, но вместо пения гимнов, прославляющих восходящее Солнце, все больше кого-то высматривали в толпе монахов. Кого бы это, интересно? Вот прям в догадках теряюсь.

Тем более что я благоразумно затесался в толпе, среди братьев повыше, и не отсвечивал. Да и узнать меня они смогли бы навряд ли — на брата Лисапет отродясь похож не был, да и на отца не особо. Так, общее сходство, а в целом-то скорее в мать удался.

Так молебен и отстояли — я псалмы скрипел, они бежали за автомобилем Бормана, и делали вид, что прогуливаются.

После службы я из храма моментально слинял, покуда меня Круврашпури не выловил. Нехай поволнуется немного, жиртрест — может сбросит пару килограммов. Ему же на пользу пойдет. Опять же, торжественно оглашать на заутренней, что послушник Тумил готов к принятию сана, как хранитель Реликвии хотел, означало рисоваться перед столичными гостями во всей красе, что в мои планы покуда не входило. Им, пожалуй, тоже немного вес сбросить не помешает. А помешает, так наберут заново — не бедствуют, чай.

Так что, взял я ноги в руки, да поспешил в келью, от греха подальше.

Мой бывший босс, в той конторе куда я устроился перед тем как скопытиться, важные переговоры вечно оттягивал. Говорил, что «клиент должен дозреть, и тогда его можно дожать». Какие плоды от созревания князей получатся, я, конечно, не знаю, но лучше пусть они за мной побегают, а я себе цену понабиваю, поинтересничаю…

Ну, это я так думал. Совсем забыл, что тут у меня тоже имеется непосредственное руководство. А вот оно об этом не забыло…

Прислал Тхритрава ко мне своего секретаря, брата Люкаву, с наказом срочно явиться пред светлы очи отца-настоятеля. Ну или перед зелены, если быть точным.

Я даже церемониальную сутану на обычную сменить не успел, а этот уже на пороге, с поручением значит.

— И не надо, не надо переодеваться. Так даже лучше будет, — закончил спич главный прихлебатель начальства.

— Но хоть накидку надо снять, — не согласился я. — Ее исключительно на богослужения одевают.

— Накидку можно, — разрешил Люкава.

Наивный он человек все же…

Я неторопливо, с кряхтением, стянул с себя расшитое всеми цветами радуги пончо, с минуту еще охал и потирал поясницу, затем аккуратно, нет очень аккуратно накидку сложил, разгладил, дабы на ткани не было не морщинки, и только после этого бережно убрал одеяние в тумбу.

Тхритравов секретарь аж подпрыгивал на месте от нетерпения, покуда я этим делом занимался. А сказать ничего не решался — накидка, предмет сакральный, атрибут культа, однако, небрежное с ней обращение граничит со святотатством.

— Ну, пойдем что ли? — сказал я, закончив с издевательством над ни в чем неповинным Люкавой и прихватив от стены клюку, с которой ходил во времена своего выздоровления. — Не стой столбом, нас отец Тхритрава ждет.

Хм… Это наверное очень хорошо, что сильнее Лисапета недолюбливать в монастыре уже не могут, а морды бить тут не принято вообще.

И пошли. Не в настоятелево обиталище, разумеется — Тхритрава, подобно всем прочим обитателям монастыря ночевал в самой обычной келье с минимальными удобствами, чудо смирения и нестяжательства всем нам являя. А вот для работы, ну или для встреч тет-а-тет с особо ценными паломниками у него имеются несколько комнат попрезентабельнее, с росписью, статуями, позолотой и прочими образами на стенах. Мебель там, опять же, удобная, не то что простые монашеские шконки — хорошее такое место для работы и отдыха.

Ой, что это я? Для молитвенных размышлений, конечно же!

Отец Тхритрава, меня дожидаючись, потчевал всех троих приезжих князей травяным взваром с какими-то крендельками. Ай-яй, и это до завтрака — ужаснейшее нарушение монастырского устава. Куда смотрит Святое Око?

— Тебе лучше, брат Прашнартра? — приветствуя меня (простого монаха!) поднялись все четверо, а голос настоятеля был полон такой искренней заботы и приязни…

Прослезиться от избытка чувств что ли?

— Благодарю, отец Тхритрава, я чувствую себя почти здоровым, — самым смиренным тоном (всегда его определял как «благочестивенький гнусняк») ответил я. — Спину вот опять прихватило только.

— А ты не натруждай ее, присядь с нами. — Тхритрава указал на пустующее кресло за столом. — Вот тут уважаемые князья приехали побеседовать с тобой.

— Надеюсь, они ехали не для того чтобы спросить, о чем мне рыбы рассказывают, — усмехнувшись себе под нос я последовал настоятелеву совету и присел.

— А что, правда рассказывают? — не сдержался самый молодой, на вид так лет двадцати, из заезжей троицы.

— В уме ли ты, достопочтимый? — укоризненно поглядел на него я. — Где это видано, чтобы рыбы разговаривали?

Остальные два князя ухмыльнулись злорадненько — знать, недолюбливают своего молодого товарища. Ну это ничего, на вас у меня тоже управа есть, на обоих.

— А кстати, отец-настоятель, — самым невинным тоном поинтересовался я, — коли уж благородные князья возжелали припасть к мудрости нашей братии, они, я надеюсь, вознесли соответствующие жертвы и принесли должные дары? А то помню я их, бывали они у нас уже.