Оксана Панкеева - Путь, выбирающий нас

— Ребята, я тут приятеля потерял… — начал он, высматривая в глазах собеседников подтверждение королевской гипотезы.

Закончить ему не дал очередной взрыв оглушительного смеха и грохот кольчужной перчатки по столу.

— Ага! — торжествующе проорал гном, от полноты чувств демонстрируя оппоненту характерный оскорбительный жест. — Проспорил, проспорил!

— Вы что, поспорили, найду ли я Кантора? — поразился Элмар.

— Ну примерно, — сдержанно кивнул Пьер. — А почему, собственно, ты его ищешь?

— То есть как — почему? Потому что он пропал! Если у тебя пропадает знакомый, неужели ты не станешь его искать?

— Он надеялся, что ты не найдешь его здесь, — тихо и серьезно пояснил маг.

— То есть? Кантор нарочно спрятался у вас и не хотел, чтобы его искали?

— Нет, не нарочно. Мы случайно его прихватили, они с Льямасом сцепились кольчугами и попали в один телепорт. Но раз уж так вышло… Кантор не хотел, чтобы его нашли.

— А я сказал, — перебил товарища гном, — что его все равно найдут! Потому что если Шеллар как следует подумает, то…

— Постойте, не кричите! — взмолился Элмар. Он уже вообще ничего не понимал, и от этого ему даже есть расхотелось. — Почему?.. Он обиделся? Или… с ним что-то… не так?

— Ну… в общем… да, — неохотно признался Пьер. — Сам увидишь. Доедай, мы тебя отведем.

А Торнгрим резко притих и проворчал что-то насчет хлипкости и несовершенства людей. Это вполне можно было истолковать как ответ на вопрос, и ответ этот принцу-бастарду очень не понравился. Если бы мистралиец просто обиделся за опоздавшую помощь, можно было бы что-то объяснить, как-то оправдаться… А с хлипкостью человеческого тела ничего не поделаешь. Ни оправдания тут не помогут, ни объяснения, ни битье головой о стену. Достаточно вспомнить собственный печальный опыт, чтобы мгновенно потерять аппетит.

— Тогда пойдемте, — решительно заявил Элмар, без сожалений расставаясь с недоеденным завтраком, который утратил свою значимость. — Я только вещи возьму, чтобы сюда не возвращаться. И коня.

— Ты что, верхом приехал?

— А вы думаете, об этой дыре знают все телепортисты Лютеции? С чего вас вообще занесло в такую глушь?

— Есть причины, — проворчал гном и зачем-то погладил топор. — Много у тебя вещей? Может, помочь?

— Смена белья, зубная щетка, шлем и щит, — отчитался герой. — Меч и кольчуга на мне. Лошадь в конюшне. За пять минут соберусь.

Через пять минут он уже рассматривал нехитрое жилище Великолепной Семерки, скрытое в чаще Вийонского леса, в таких глухих местах, куда не забредали даже разбойники. Добротно срубленная на поморский манер бревенчатая изба наводила на мысль, что процессом постройки руководил Савелий — единственный из группы, кто хоть что-то в этом ремесле соображал. Видно было, что герои устроили свое убежище надежно и основательно — рядом с избой находился небольшой сарайчик, из которого доносилось бодрое кудахтанье, и даже произрастал не особо ухоженный огородик. Посреди огородика сидел на корточках крайне недовольный подросток и вяло пощипывал сорняки, всем своим видом демонстрируя неэффективность принудительного труда.

— Чей-то ученик? — полюбопытствовал Элмар и получил краткий, но исчерпывающий ответ:

— Роберто Льямас.

— Как всякий потомственный воин, считает крестьянский труд ниже своего достоинства, — неодобрительно добавил Торнгрим и толкнул дверь.

Внутри жилище Великолепной Семерки больше походило на образцовый лазарет. Как уже знал Элмар, все члены группы, кроме мага и мистика, пострадали в бою, и только гному хватило четырех дней, чтобы оклематься после контузии. Все пространство большой комнаты было перегорожено самодельными ширмами, дабы хворающие герои не мешали друг другу. Элмар при своем росте мог легко видеть поверх перегородок и сразу заметил, что Гиппократу пришлось хуже всех. Кентавр беспокойно метался во сне, хрипло дыша и иногда срываясь на стон. Человеческая грудь была перебинтована во всех мыслимых направлениях, а конские бока судорожно вздымались и опадали, как у загнанной лошади.

— Гиппократ поправится, — тихо сказали где-то под левым локтем Элмара, и принц-бастард, обернувшись, поспешил поздороваться с главным лицом в этом лечебном заведении. Жюстин слабо улыбнулась в ответ и добавила: — А вот что мне делать с Савелием, когда настанет полнолуние, просто ума не приложу. Кость должна быть зафиксирована неподвижно, а лубки свалятся, как только он обернется. На человека ведь сделаны. И эти два депрессивных мистралийца… я их нарочно положила вместе, чтобы друг за другом присматривали, но все равно боюсь — вдруг сговорятся.

Из-за дальней перегородки донесся не очень внятный, но такой знакомый сердитый голос:

— Левым ухом я все слышу!

Или челюсть сломана, сообразил Элмар, или в лицо ранен… Потому и не хотел, чтобы его видели… Дурень, да что б ни случилось с его лицом, разве Ольга может разлюбить из-за такой ерунды? Она к Шелларовой физиономии за один вечер привыкла, а он ведь был ей тогда совсем чужой…

— Поговори с ним, — шепнула Жюстин и тихонько подтолкнула первого паладина под локоть. — Может, он тебя послушает.

Все еще недоумевая по поводу услышанного, Элмар вошел в закуток, отгороженный для двух мистралийцев, и с одного взгляда понял, что ничего полезного сказать все равно не сможет.

Слишком хорошо он знал, каково быть живым наполовину. Не имеет значения — на верхнюю или на левую…

И, что еще хуже, Кантор знал, что он знает. Даже не соврешь ничего.

Зачем было так напиваться в первую ночь весны? Если бы он тогда промолчал… может, было бы что сказать теперь?

Левый глаз Кантора смотрел на гостя с унылой досадой.

— Как ты догадался искать здесь? — невнятно пробормотал мистралиец, левой рукой придерживая правую половину рта.

— Шеллар велел проверить, — честно ответил принц-бастард, оглянулся, куда бы сесть, и опустился прямо на пол, скрестив ноги по-варварски.

Ответной реплики он не разобрал. Кажется, это было ругательство.

Льямас молчал и честно притворялся спящим.

— Диего, поедем со мной.

Элмар знал, что ему ответят. Знал, что не стоило и предлагать. Но приказ короля следовало выполнить хотя бы формально.

Кантор едва заметно качнул головой, оскалившись одной половиной рта. Кто бы сомневался…

Он знал, что думает сейчас принц-бастард. Что Ольга не бросит любимого и таким.

Элмар тоже знал, что думает сейчас Кантор. Он и сам на его месте не явился бы на глаза любимой девушке в таком виде.

Дело даже не в том, что лицо мистралийца, напоминающее теперь двуликую маску на фасаде Королевского театра драмы в Гелиополисе, выглядит жутковато. Особенно из-за трехдневной щетины на неподвижной правой стороне, делающей контраст еще более ужасающим.