Айя Субботина - Шаманы крови и костей

  Карманник коротко осмотрелся, пользуясь замешательством остальных. Миэ молчит и сосредоточено обкусывает ногти, дасириец хмур, как грозовое облако, его девчонка заливается слезами и дрожит, чуть стены ходуном не ходят, а Хани смотрит - молча, безжизненно, словно ослепла. Раш прогнал желание подойти к ней и сказать что-то, чтобы она поняла. Но что сказать - не знал. Да и не нужны северянке его речи, он помнил упрямство Хани так же хорошо, как ожоги на своем теле.

  - Ты бы голову-то остудил сперва, - угрюмо сказала Миэ дасирийцу, и посмотрела в сторону Раша. - А ты говори, отчего наш Арэн на тебя взъелся, а то его словам с таким-то перегаром - грош цена.

  - Слышала же сама, или тебе кровью где намалевать, что я - румиец? - огрызнулся карманник. - Или ты взаправду думала, что я из пены морской вышел?

  - Я думала, что ты языком чесать горазд, а если о чем говорить не хочешь, так на то твоя воля, не на допросе мы, чтоб под пытками признания вытаскивать. Д и не похож ты на румийца, - добавила она с сомнением, окидывая его с ног да головы придирчивым взглядом.

  - Мне бы тоже было занятно про то послушать, - влез Арэн, довольно грубо отцепив от себя Бьёри, и велев ей больше не лить слез. Северянка мигом успокоилась, но из-за спины дасирийца не вышла.

  - Врет он, - тихо сказала Хани. - Незнамо зачем, но врет. Черные маги все кривые и болезнями покоробленные, а он...

  "Даже в мою сторону не смотрит, будто боится, что на ее глазах сделаюсь чудищем ужасным", - подумал Раш. Он хотел, чтоб все закончилось скорее. Разговоры, взгляды, снова разговоры, снова взгляды.

  - Я - румиец, - повторил настойчиво. - Доказать никак не могу, так что придется верить на слово. - На последние его слова Арэн оскалился, словно натасканная собака, и даже поддался вперед, но Миэ остановила его, пригрозив применить чародейство, если станет распускать руки. Дасириец, нехотя, отступил.

  - А ты - говори, как есть, и чтоб в этот раз без вранья, а то испепелю, а прах подкину в отхожее место, чтоб тебе и в мертвом царстве гадко было.

  - А что говорить? Не ваша печаль, отчего да как, сказал, что румиец - так либо верьте, либо нет. Мне резона нет с таким шутки шутить, сама понимаешь. Шкура хороша, когда она цела, а тот, кто себя румийцем называет, не долго будет землю топтать.

  - А если я скажу, что принцесса заморская - всем, стало быть, мне в ноги падать и поклоны отбивать? - Миэ умела поддеть за живое, но теперь от ее слов карманнику сделалось смешно. Охочих разделить его веселье не нашлось. - Если ты бросил живот надрывать, так отвечай, о чем спрашиваю, - напомнила таремка.

  - Та девчонка, что с нами накануне еду делила за одним столом, - снова встрял Арэн. - Я их разговор случайно услыхал. Сестра она ему. И, видать, у этих... принято, чтоб брат с сестрой сношались, так я из разговора того понял.

  - И что? - Раш пожал плечами. - Я по Серединным землям уже лет пять брожу, всякого насмотрелся. Если охота есть - так отчего бы и нет? У моего народа так принято, а еще от таких связей детей рожают, чтоб потомство вывести хорошее. Если Шараяна близким родичам дает ладное лицо и тело, значит нужно, чтоб они спарились, и родили детей.

  - От такого богомерзкие уроды рождаются! - взвизгнула Бьёри. То ли негодование придавало ей храбрости, то ли она только теперь почуяла защиту дасирийца. - Это против воли богов, такое дитя будет сразу с темной отметиной, и его надобно умертвить, пока Шараяна через него не стала свои злодейства творить.

  - Так мы все шараяновы дети и есть, - бросил Раш, - делаем так, как она велит, с того и живем. И если вам, от первых шаймеров рожденных, ласка всех богов досталась, и только одна темная Шараяна им наперекор, так у моего народа наоборот все. И мы стали такими, потому что до почечных колик каждый день мечтали о том, как воротимся в родные земли, сильными и такими же, как вы.

  Раш никогда прежде не чувствовал в себе такой тяги отстаивать свой народ. Должно быть, всему виной стали воспоминания о матери - красавице-румийке, которая была рождена только для того, чтоб год за годом рожать детей, "материал", который лелеяли и берегли, словно зеницу ока. Его и Фархи с детства клали в одну постель. Когда ему исполнилось десять, сестра впервые рассказал о том, что следует делать с отростком между ног и почему он становится большим, как только она голая пройдется по комнате, или потрется об него грудью. Раш никогда не видел в том предосудительного. Он вырос с мыслями о том, что всякий мужчина и всякая женщина, если Шараяна дала им здоровое тело, должны ложиться в постель и заводить детей. Только после побега, когда добрался до Серединных земель, Раш понял, что все остальные жители Эхзершата, видят в том грех. Он потихоньку посмотрел на Хани, вспоминая, что и она тоже рождена от крови брата и сестры. И вдруг подумал, что у них с северянкой общего столько, что впору брататься.

  - Расскажи толком, - прикрикнула на него Миэ. - А то морочишь голову, как шлюха мужику, чтоб тот раскошелился.

  Раш рассказал. Про то, что румийы давно вернули себе человеческий облик, и про то, что покинул родные земли не по доброй воле, а спасая собственную жизнь. Не стал говорить, что его убить хотели только из-за того, что ушные хрящи были с дефектами. Тем, кто никогда не знал уродства, не понять одержимости румийцев довести свои тела до совершенства, сделать лица красивыми, кости крепкими, кожу гладкой, точно шелк. Тех, кто не мог дать хорошее потомство, ждала незавидная участь... Раш отмахнулся от воспоминаний: как так вышло, что он одновременно ненавидит и жалеет свой народ?

  - Если Фархи узнает, что я попался - она захочет вас убить, - закончил Раш. - По крайней мере, попытается. Может не всех, но парочку сразу уложит. А за остальными пойдет следом, и прибьет до того, как вы кому-то растрезвоните о нас.

  - Арэн ее живо разделает! - бахвалилась северянка, и на короткое мгновение на лице дасирийца появилось выражение страдания.

  Раш подумал, что еще немного - и Арэн взвоет от своего решения взять северянку в жены. Может, он потому и тянул время, не получив с ней брачных благословений в Северных землях.

  -Боюсь, Фархи не выйдет биться один на одни. - Раш почесал подбородок. Ожоги зажили на удивление быстро, но продолжали зудеть, будто только теперь затягивались. - Она не станет так рисковать.

  - Что же получается - всех румийцев с детства учат убивать? - Миэ все еще выглядела растерянной, и эмоции на лице сменяли одна другую так быстро, словно в ней разом боролись все человеческие чувства.

  - Не всех, только тех, кто имеет к этому талант. - Раш не хотел рассказывать о румийцах. Отчасти из-за того, что не хватило бы и десятка дней, чтобы выслушать все откровения, отчасти - он не мог избавиться от чувства предательства, которое совершил бы, раскрой все карты. Он ненавидел своих родных, ненавидел порядки неприступного Румоса, но кровь его вышла оттуда, и она велела помалкивать.