Анна Мистунина - Проклятый

— За то, что не лжете.

— В вашей власти погубить меня, ваше величество, — Озарий с несчастным видом поднял лицо. — У меня есть дети…

— Я не собираюсь скармливать вас жрецу, мэтр Озарий. Этот разговор останется только между нами. И, если он заплатил вам…

— Нет, ваше величество! — врач, похоже, и не заметил, что перебил императора. — Я не взял бы денег! Да жрецу и нет нужды платить, чтобы ему повиновались…

«Третий раз сегодня мне указывают, кто на деле правит Империей!» Эриан спрятал вспыхнувший гнев за улыбкой:

— Вы расскажете мне правду, мэтр Озарий?

— Да, ваше величество, — врач заговорил тихо и быстро. Эриан наклонился вперед, боясь пропустить хоть слово. — Это яд, ваше величество. Их отравили, никакого колдовства. Есть яды, выпускаемые в воздух. Они действуют быстро и быстро выветриваются. Надо лишь опорожнить сосуд, к примеру, в полуоткрытую дверь или воздуховод. Сложность в том, чтобы не вдохнуть самому, но…

— Кто-то справился?

— Да, и он действовал умело, ваше величество.

«Вот как, ваша святость?»

— Скажите, мэтр Озарий, — задумчиво спросил Эриан, — если вы правы, почему отец не был отравлен? Почему его закололи кинжалом?

— Не могу знать, ваше величество. Но, умри император так внезапно, пошли бы разговоры об отравлении. Даже если б я подтвердил иное. Такое уже случалось…

— А виновника не было бы. Удобного виновника. Так?

— Так, ваше величество, — чуть слышно подтвердил Озарий.

— Вы уверены, что не ошиблись?

— Могу поклясться, ваше величество. Но, если вы спросите меня снова, при людях… Лучше сразу прикажите меня казнить.

— Не беспокойтесь, мэтр Озарий. Кто бы ни спросил вас, отвечайте, как велел жрец. Слуг моего отца погубило колдовство. Если потребуется, поклянитесь в этом. И если придет день, и вас уличат в ложной клятве, вы уже имеете мое помилование.

Озарий удивленно приоткрыл рот. Хотел что-то сказать, но, взглянув в лицо императору, передумал. Кивнул.

— Вы поняли меня, — сказал Эриан.

— Да, ваше величество. И еще одно… — врач помедлил. — Император недомогал в последнее время. Его болезнь могла быть слабостью легких…

— А могла и не быть?

— Да, ваше величество. В молодости мне случилось изучать яды. Есть трава, она произрастает на юге. Если принимать ее настой в малых дозах… Пищу императора отведывает слуга, потому трудно предположить отравление, но… Я говорил его величеству о моих подозрениях, но он разгневался. И я… Простите меня, ваше величество.

— Я не понимаю.

— Я давал императору противоядие без его ведома. Под видом укрепляющего снадобья.

«Что ж, ваша святость. Действительно, все сходится». Эриан вдруг почувствовал, как сильно он устал.

— Вам не за что просить прощения, мэтр Озарий. Вы спасали моему отцу жизнь, и за это я вечно буду вам признателен. Не ваша вина, что противник оказался хитрее. Вы верный слуга, я запомню это. Ступайте и забудьте этот разговор.

— Да, ваше величество.

Оставшись один, Эриан подбросил в руке не пригодившийся кошель. Убрав золото, поднял с пола кинжал. Усталость притупила боль и гнев, но Эриан понимал — завтра они вернутся терзать его с новой силой.

Он прошел в спальню, верный Гремон помог раздеться. Впереди был второй день правления императора Эриана. Будет ли оно долгим, Эриан не знал. Но знал, что счастливым оно не будет никогда.

О наступлении утра возвестили звуки. Забубнили, просыпаясь, грубые голоса, чаще зазвенел дверной колокольчик. Потянуло дымом — на кухне разожгли печь. Кар лежал поверх застеленной постели, слишком измученный, чтобы шевелиться, слишком напуганный, чтобы спать. Незаметно, исподволь подступила слабость. Не темное искушение злом — простая усталость. Сдаться, прекратить борьбу, не оттягивать неизбежное… Опять раздался младенческий крик, резкий и неприятный, встряхнул неповоротливые мысли. Кар с трудом встал. Умылся из кувшина в углу. И вышел, направляясь к лестнице, запаху пищи и голосам из трактирного зала.

Они настигли Кара на верхней ступеньке — взволнованные, недоверчивые. Он задержался, прислушиваясь.

— А ты не врешь? — спросил кто-то.

— Оторви задницу от скамьи, сам убедишься, — огрызнулся другой.

— Моей заднице здесь нравится, — возразил первый, — а вот ты, пожалуй, врешь, чтоб получить бесплатную выпивку!

Послышался смех. Второй голос обижено произнес:

— Глашатаи на площади второй час орут, не затыкаясь, а вы здесь сидите, как мухи в навозе, одно только свое жужжанье и слышите!

— Но-но! — вмешался третий голос. — За языком-то следи!

— Да погоди ты! — перебил четвертый. — А ну, как не врет? Зарезали, говоришь, в собственной постели?

Все смолкли. В наступившей тишине второй голос повторил с явным удовольствием:

— В собственной постели да на глазах у любовницы!

— А что ж она не кричала? — не сдавался первый.

— А то и не кричала, — со значением пояснил второй, — что была околдована. Говорят, это дело рук брата-принца!

Кар прислонился к стене, чувствуя, как подкашиваются ноги, как нарастает в душе беспомощный крик. Рука до боли стиснула рукоять кинжала. На этот раз тишина была долгой. Потом все заговорили разом, перебивая друг друга:

— Император убит…

— Пригрел змееныша на груди…

— Проклятие на Империи…

— Молодой принц…

— Проклятие…

— Что теперь будет…

— Жрецы…

— Налоги поднимут точно…

— Колдуны…

— Чуть что, поднимают налоги, точно вам говорю…

— Это еще не все! — выкрикнул вестник, и все разом смолкли. — Тому, кто поможет его найти, молодой император заплатит две сотни золотом!

Восторженные крики перебил голос, что первым начал сомневаться:

— Эй, трактирщик! Выпивку этому парню за мой счет!

— И за мой, и за мой! — подхватили другие.

Пошатываясь, Кар вернулся в спальню. Закрыл дверь. Мысли метались, как обезумевшие. Эриан… Эриан поверил… Назначил награду… Мать… Что с ней будет? Если кто-то войдет… Те двое… Трактирщик знает… Двести золотых…

Кар бросился к окну и тут же со стоном отшатнулся. Окно в спальне трактирщика выходило во двор, где вчерашний слуга держал под уздцы пару оседланных коней, у двери беседовали о чем-то трое в одежде торговцев, а чуть поодаль спешивался запыхавшийся всадник.

Бежать было некуда.

«Ты убедился, — сказала тьма. Кар не удивился ее возвращению. — Что ты сделаешь теперь, проклятое отродье? Станешь ждать смерти?»

Опять заплакал ребенок. Кар вытащил кинжал. Тьма рассмеялась.

«Ты не решишься».