Ирина Суслова - Хранители снов (СИ)

— Сто рублей, — я протянула купюру.

Продавщица взяла ее, положила в контейнер пять пирожных и протянула мне.

— Держи.

С горящими глазами я схватила контейнер, уже предвкушая, как буду их есть.

— Спасибо, — поблагодарила я, и развернулась к выходу.

— Пожалуйста, Мартина, — услышала я себе в след и остановилась.

Резко развернувшись, увидела, что стойка пуста, а продавщица отсутствует. И тут открылась дверь подсобки, и из нее вышла другая женщина, та, которая раньше тут работала и я не раз покупала у нее плюшки для Родьки. Она подошла к стойке и спросила:

— Что‑то выбрали?

— Н — нет, — промямлила и, развернувшись, ушла.

«Ну, дела», — подумала я, направляясь к дому. Действительно съехала что ли?

Я шла домой и разглядывала бокс с пирожными, предполагая, что меня решили отравить, но выкидывать я их зажадничала, поэтому положила в пакет и, перекладывая его из руки в руку, поплелась в свой двор.

Что ни день, то приключения, и как только появилась у меня эта статуэтка, так и начали происходить все эти странности. Гигантские кошки, бешеные мужики… что‑то подсказывало мне, что это только начало и от таких мыслей у меня мороз шел по коже.

Когда я подошла к подъезду, то увидела знакомую фигуру.

— Родька!!! — крикнула я, и он обернулся.

Увидев меня, вскочил с лавки и быстрым шагом двинулся на встречу. Я раскрыла ему свои объятья, а он протянул руку к моему тяжелому пакету, а потом поняв, что я собиралась сделать, улыбнулся и крепко обнял меня, приподняв при этом в воздух.

— П — привет, Марти, — разулыбался он, поставив меня обратно на землю.

— Ты где пропадал?! Почему мне не сказал?! Я знаешь, как волновалась! И телефон с собой не взял! — причитала я, пока мы шли к подъезду. — Я даже к тебе в общагу ходила! Не смей так больше делать!

— Я з — знаю, мне Леня сказал, — улыбнулся Родька, и уступил мне место, чтобы я открыла дверь квартиры.

— Где ты был? — настойчиво повторила я, даже не делая попыток достать ключ.

— Мартин, давай з — зайдем и я тебе все расскажу, хорошо? — он снова улыбнулся своей привычной и доброй улыбкой. — Я п — прям, скучал по тебе.

Я отвернулась к двери, и мое лицо растянулось в довольной улыбке, но чтобы не растерять амплуа разозлившегося полицейского, приняла серьезный вид, и буркнула:

— Я тоже. Заходи.

Мы прошли в квартиру и Радислав сразу понес пакет в кухню, по этому и приготовлением чая он занялся сам, пока я переодевалась в домашнее.

Когда я вплыла на кухню, одновременно пытаясь заколоть свою копну волос доисторической заколкой, стол уже был сервирован по всем правилам чаепития. Белые пирожные стояли посредине. Я покосилась на них, и решила, что ничего плохого в этой жизни не сделала, и раз продавщица была добра, то какой смысл ей меня травить? Но первое, я съем сама.

Справившись с заколкой, я села на табуретку и сурово поглядев на Родьку, произнесла:

— Ну — у…

— Мартина, извини м — меня, что я вот так уехал, но ехать н — нужно было срочно. Мать умерла. Я х — хоронить ездил и дела с домом ее улаживал, — сказал он, и вся моя злоба разом испарилась, причем до такой степени, что я подошла к нему и обняла за голову, прижав ее к себе.

— Родечка, мне жаль, мне так жаль.

— Да ладно, М — мартин, этого и следовало ожидать, с её‑то образом ж — жизни, — грустно сказал Родька.

Мать Радислава была беспробудной пьяницей, и давно была лишена родительских прав. Она жила в соседней деревне, недалеко от нашего города. До семи лет он воспитывался у нее, пока была жива бабушка, а когда та умерла, Родьку поместили в детдом, так как матери не было до него никакого дела.

Своего отца он никогда не знал, а мать отказывалась назвать даже его имя, дав Родьке отчество своего деда, поэтому считалось, что Радислав «нагулянный». Любви к матери ему это не прибавило, но он все же иногда приезжал ее проведать, каждый раз натыкаясь на толпу пьяниц в доме и неизменную грубость от матери. Хотя деньги, которые давал, она всегда брала, и даже могла иногда назвать «сыночком». Думаю, что ради таких моментов он и ездил туда.

К сожалению, все это, конечно, безумно грустно. Я, по крайней мере, точно знаю, что была любимым ребенком, просто так судьба сложилась, а ему приходится всю жизнь носить груз нежеланного чада в душе. Зато о своей бабушке Родька отзывался очень хорошо, и часто навещал ее могилу.

Я села обратно на табуретку, и тяжело вздохнула.

— Ты там справился? Как все прошло? — поинтересовалась я.

— Да нормально все, схоронил. Алкашей из д — дома повыгонял и опечатали его. Через пол года смогу вступить в права наследства, т — только зачем мне этот дом? — произнес он, потянувшись к пирожному.

— Ну, продашь, — предложила я и, перехватив его руку, отняла пирожное. — Подожди, я первая.

Он удивленно на меня посмотрел и улыбнулся.

— Жадина.

— Угу, — кивнула я, и откусила лакомство. Боже как вкусно! Нежнейшее пирожное будто таяло во рту, что я аж прикрыла глазки. Молодец продавщица, такую вкуснотищу мне продала. Родька, увидев мою реакцию, тоже взял одно и мигом отправил его себе в рот.

— М — м-м — м! — довольно потянул он, и продолжил: — Мартин, ну кто купит д — дом в маленькой деревеньке, да к тому же в т — таком ужасном состоянии?

— Ну, мало ли, — пожала я плечами, все еще дожевывая необычное лакомство.

— Ладно, хватит о г — грустном. Расскажи лучше, какие у тебя дела? Чем з — занималась?

— Э — э-э… — на ум сразу пришла серебряная штуковина, красная кошка, кусачие цветы и исчезающие мужчины. — Да ни чем. Дома сидела, рисовала.

— О, покажи что н — нового нарисовала, — попросил Родька, а я пожалела, что изображение Рыжей девушки пропало, ему бы понравилось.

Мы направились в зал и я по — быстрому распихала постельное белье по своим местам, ни капли не покраснев, Родька знает про этот мой недостаток. Я достала рисунки, подумав, что сегодня нужно будет изобразить красную кошку, она очень хорошо впишется в мой «альбом странностей».

Родька, тем временем, рассматривал две мои последние работы, при взгляде на лютика, у него не возникло вопросов, он лишь похвалил иллюзорную живость зверька, а вот взяв в руки рисунок с мужчинами, он нахмурился и спросил:

— Кто это?

Я пожала плечами.

— Они н — настоящие? — снова задал он вопрос.

— Да.

— Зачем ты их нарисовала? — не унимался он.

— Не знаю, они показались мне жуткими, — объяснила я, и Родька мне не поверил.

— Мартин, у тебя все в порядке? — поинтересовался он, отложив рисунки, и хмуро заглянув в глаза. На этот раз я отвела взгляд.