Роджер Желязны - Рыцарь Теней

«Извини, — отвечал приглушенный голос, — мне это пока внове. Если отвечать по порядку, я там же, где всегда — на твоем запястье. Логрус, пробившись, добавил мне возможностей, чтобы я смогла передать тебе его сообщение.»

«Фракир?»

«Да. Первое, что я приобрела, когда ты пронес меня через Логрус, — это способность чуять опасность, подвижность, боевые рефлексы и зачатки сознания. В этот раз Логрус добавил способность к прямому телепатическому контакту и усилил мое сознание, чтобы я смогла пересказать его слова.»

«Зачем?»

«Он торопился, поскольку мог пробыть здесь лишь долю секунды, и это был единственный способ ввести тебя в курс дела.»

«Я не знал, что Логрус разумен.»

Послышалось что-то вроде смешка.

Затем:

«Трудно дать определение разуму такого порядка, и, полагаю, ему нечасто приходится говорить, — отвечала Фракир. — Его энергии обыкновенно направлены на другое.»

«Ладно, а зачем он меня вырубил?»

«Нечаянно, Это побочное следствие того, что он сделал со мной, когда увидел, что не может объясниться с тобою иначе.»

«Почему он не мог пробыть здесь дольше?» — спросил я.

«Такова природа этой страны, которая лежит между Тенями и в основном недоступна как для Образа, так и для Логруса.»

«Своего рода нейтральная полоса?»

«Нет, дело не во взаимном соглашении. Просто и тому и другому крайне трудно сюда проникнуть. Вот почему местность выглядит практически первозданной.»

«То есть они не могут сюда попасть?»

«Примерно так.»

«Как вышло, что я ничего об этом не слыхал?»

«Может быть, потому что сюда вообще трудно попасть.»

«Так что ты хотела сообщить?»

«Главным образом, чтоб ты больше не вызывал Логрус, пока остаешься здесь. Проводящая среда крайне ненадежна, и неизвестно, как проецированная энергия поведет себя без заземления. Это может быть для тебя опасно.»

Я потер пульсирующие виски. По крайней мере, новая боль отвлекла от мыслей об ушибленной челюсти.

«Ладно, — согласился я. — Он намекнул, зачем я здесь оказался?»

«Да. Это испытание. Какого рода — не знаю.»

«Есть ли у меня выбор?»

«В каком смысле?»

«Могу ли я отказаться?»

«Полагаю, да. Но тогда не знаю, как ты отсюда выберешься.»

«Значит, меня отсюда выпустят, если я исполню их требования?»

«Если останешься в живых, да. Если не останешься, наверное, тоже.»

«Значит, выбора у меня все-таки нет.»

«Выбор будет.»

«Когда?»

«Где-то впереди. Где именно, не знаю.»

«Почему бы просто не повторить мне свои инструкции?»

«Рада бы, да не могу. Они всплывают в ответ на вопрос или ситуацию.»

«А на твои… первоначальные функции это не повлияло?»

«Нет.»

«И то хлеб. Есть у тебя какие-нибудь предположения, что мне делать дальше?»

«Да. Взбираться на самую высокую гору слева.»

«Которую… Ага, кажется, вижу,» — сказал я, наткнувшись взглядом на ослепительно белый утес.

Я двинулся вперед и вверх по склону. В сером небе медленно поднималось черное солнце. Стояла зачарованная тишь.

«А ты знаешь, что именно мы должны в итоге найти?» — попытался выговорить я в сторону Фракир.

«Я уверена, что информация во мне есть, — последовал ответ, — но вряд ли ее удастся извлечь, пока мы не дошли до места.»

«Надеюсь, ты не ошибаешься.»

«Я тоже.»

Склон становился все круче. Я не мог знать, сколько прошло времени, но, вероятно, не меньше часа, прежде чем я одолел предгорья и начал собственно подъем. За всю дорогу мне не встретилось ни одного следа и вообще никаких признаков жизни, но несколько раз я натыкался на длинные, видимо, природные рытвины, ведущие к высокому белесому обрыву. Должно быть, на его штурм ушло несколько часов, потому что черное солнце перевалило через зенит и начало клониться к западу, за вершину. Меня бесила невозможность ругнуться вслух.

«Откуда мне знать, что я делаю именно то? Или иду, куда надо?» — спросил я.

«Ты по-прежнему движешься в верном направлении, — отвечала Фракир.»

«А долго еще?»

«Понятия не имею. Но когда доберешься, сразу пойму.»

«Солнце вот-вот скроется за горой. Ты не обознаешься в темноте?»

«Думаю, когда солнце сядет, небо просветлеет. У негативного пространства есть свои забавные особенности. Здесь что-нибудь всегда светло и что-нибудь всегда темно. Не заблудишься.»

«Как по-твоему, что мы тут вообще делаем?»

«Полагаю, участвуем в одном из этих дурацких рыцарских приключений.»

«Воображаемом? Или настоящем?»

«Они все состоят из того и другого помаленьку, но, чувствую, в нашем здорово преобладает второе. С другой стороны, все, что ты встречаешь между мирами, излишне тяготеет к аллегории, к символу — ко всей той дряни, которую люди выпихивают в область бессознательного.»

«Другими словами, этого ты тоже не знаешь.»

«Наверняка не знаю, хотя пробавляюсь гениальными догадками.»

Я уцепился руками, подтянулся, вылез на следующий уступ. Некоторое время шел по нему, потом снова полез вверх.

Солнце наконец скрылось, но темнее от этого не стало. Тьма и свет просто поменялись местами.

Я вскарабкался на пяти-шестиметровый обрыв и остановился, увидев за ним в скале углубление — даже не пещеру, а явно рукотворный свод, такой высокий, что под него можно было бы въехать верхом.

«Надо же, — встрепенулась Фракир. — Оно.»

«Что?» — спросил я.

«Первый привал, — отвечала она. — Ты должен остаться здесь и кое-что сделать, прежде чем пойдешь дальше.»

«Что именно?»

«Не проще ли войти и поглядеть?»

Я вылез на площадку, встал и пошел вперед. Углубление заполнял все тот же рассеянный, непонятно откуда идущий свет. Я потоптался у входа, заглянул внутрь.

Это походило на домашнюю часовню. Крохотный алтарь, на нем — две свечи в ореоле дрожащей тьмы. В стенах вырублены каменные скамьи. Я насчитал пять входов, кроме того, в котором стоял: три в дальней стене, один справа и один слева. Посредине на полу — две груды доспехов. И нигде никаких религиозных символов, никаких объектов поклонения.

Я вошел.

«И что мне здесь делать?»

«Стеречь свои доспехи. Всю ночь.»

«Допустим, — сказал я, подходя к грудам. — А зачем?»

«Это мне неизвестно.»

Я поднял щегольскую белую кирасу, в которой стал бы похож на сэра Галахада. Как на меня сделана!.. Я покачал головой, положил кирасу на место Перешел к другой куче, поднял странноватого вида стальную перчатку. Тут же бросил ее, переворошил кучу. Все тоже на меня. Только…

«В чем дело, Мерлин?»

«Белое, — сказал я, — судя по всему, придется мне впору прямо сейчас. Черное — подобно тому, что носят во Дворе, и, полагаю, будет мне впору в моем хаосском обличье. То есть оба комплекта на меня, но для разных обстоятельств. Однако я могу надеть либо один, либо другой. Который мне стеречь?»