Алексей Пехов - Страж

Он что-то мне прокричал, но, разумеется, я не услышал. Священник отстранил меня, опасно близко подошел к гигантскому колоколу, молитвенно сложил руки и, закрыв глаза, опустил голову. Я увидел, как нечто зашевелилось в глубине бронзы, словно в ней ему стало тесно. Мелькнул лохматый локоть, появились и исчезли наполненные ненавистью и злобой алые глаза. А затем черная пелена, окружающая бронзовый монолит, пошла трещинами и лопнула, словно яичная скорлупа.

В чем Святой курии не откажешь, так это в том, что она знает, как поступать с бесовским отродьем. Мы ударили одновременно. Я – кинжалом, инквизитор – размашисто перекрестив и щедро облив текущей из распятия лучистой божественной благодатью.

Клинок вошел в бронзу, словно та была живой плотью. Такой же мягкой и податливой. Колокол содрогнулся и выплюнул из себя темно-коричневое, лохматое, дурно пахнущее, похожее на паука и одновременно на собаку существо. Оно щелкнуло страшенной пастью возле моих ног, едва не откусив голень, и взвыло так, что даже я, будучи совершенно оглохшим, его услышал.

Демон ревел и бился в судорогах, обливая площадку звонницы черной кровью, хлещущей из раны, оставленной моим кинжалом. Кровь на солнечном свету бурлила, шипела и испарялась. Инквизитор отодвинул меня, указав кивком головы в сторону лестницы, и, не дрогнув, возложил руку на голову адова отродья. Его длинные, тонкие пальцы впились в жесткую шерсть подобно клещам. На этот раз силу молитвы священника почувствовал даже я.

Впрочем, я не стал наблюдать за результатом. Инквизитор прав, каждая секунда на счету. Уничтоженный демон умолк, но тех, что он успел созвать, вполне хватит для того, чтобы причинить массу неприятностей людям.

Витая узкая лестница, поворот за поворотом, вела вниз. Перил не было, лишь толстая веревка в центре, за которую следовало держаться, чтобы не покатиться по ступеням и не превратить все свои кости в мелкие осколки. Я пренебрег этой мерой безопасности, прыгая сразу через несколько ступеней, и достиг дверцы, выводящей на крышу, в предельно сжатые сроки. Замка не было, зато камень, зарастивший проем, задержал меня почти на минуту, прежде чем я смог выскочить под открытое небо, задрать голову и увидеть над собой снижающееся бледно-серое облако.

Несколько отдельных душ уже умудрились проникнуть под крышу собора. Я чувствовал их метания, их ненависть и ярость. А также слышал непередаваемый крик запертых внутри сотен людей. Растерянных, испуганных, мало что понимающих. В этих криках, стенаниях и обжигающей человеческой панике призванные твари купались, как акулы в кровавой воде. Иногда в темноте били яркие вспышки молитв инквизиторской магии клириков, которые не потеряли контроль над собой и пытались бороться со случившимся. Но нарисованный над ними Ведьмин яр сводил их попытки на нет.

На площади, которая прекрасно была видна мне с такой высоты, тоже царило безумие. Кто-то в панике бежал прочь, кто-то, наоборот, наседал вперед, вытягивая шею, чтобы понять, что происходит. Стражники старались управлять толпой, священники – выбить запертые врата. Пока безуспешно.

Черканув по воздуху кинжалом крест накрест, я создал фигуру, способную удержать этот вал несколько секунд, и начал закрашивать Ведьмин яр, рисуя поверх него фигуру за фигурой, поступая точно так же, как ныне покойный господин Александр. Морские коньки – общее изгнание из места всех неприкаянных душ.

Надо мной трещали и рвались узы, но, несмотря на то что в глазах то и дело темнело, я завершил рисунок, затем начал произносить слова, и когда контуры на покорябанной черепице стали наливаться светом и пульсировать, откатился в сторону, оказавшись в опасной близости от края крыши.

Серое облако начало рассеиваться. Вначале медленно и неохотно, а затем все быстрее и быстрее, пока в чистом, прозрачном небе не осталось ни намека на угрозу. А потом сверху ливанул дождь, стеной обрушившись на собор, и яркая радуга, распустившаяся над звонницей, была мне самой лучшей наградой.

Дилижанс задерживался, как это частенько с ним бывало, и Проповедник ходил по площади с недовольным и надутым видом, словно все ему здесь были обязаны. Я сидел на дорожном саквояже, несколько потяжелевшем после того, как городской совет Виона выдал мне мою награду, и рассеянно поглядывал по сторонам. Люблю этот город, но сейчас следует от него немного отдохнуть и отправиться куда-нибудь на запад, где нет танцев скелетов и жизнь немного спокойнее.

Во внутреннем кармане моей куртки лежало тяжелое золотое кольцо, украшенное крупным темным рубином – подарок от епископа Урбана. Разумеется, у него не нашлось времени встретиться с каким-то стражем, но он, стоит отдать ему должное, хоть как-то смог показать, что благодарен.

По площади прошел очередной молельный ход. Весь город захлестнуло религиозное рвение, и на то была масса причин. Все молились Господу, благодарили его за спасение и разве что не устраивали пляски. Случившееся в соборе очень быстро обросло слухами и превратилось в чудо. Епископ тут же стал еще более святым, чем он был, раз смог прогнать самого Диавола. Бесспорная победа Церкви.

Проповедник вчера сказал, что он возмущен, как вся слава досталась кому-то другому, и теперь об этом растрезвонят не только на это княжество, но и на весь цивилизованный мир. Иногда он говорит сущие глупости. Я рад, что все внимание приковано к епископу, а не ко мне. Братство стражей не слишком ценит дешевую популярность, и этому есть множество причин. Одна из них – работать становиться крайне тяжело.

– Мертвецы позавчера ночью вернулись на кладбище, – сказал Проповедник, присаживаясь рядом.

– Знаю.

– Но, наверное, не знаешь, что маршировали они, как солдаты его величества Луи.

– Шутка в стиле их короля. Будь у них барабаны, думаю, эффект был бы еще сильнее.

Он понял, что мне совершенно неинтересна тема пляски смерти, буркнул ругательство.

– Не богохульствуй, – попросил я его.

– Бог простит.

– Бог только и делает, что всех прощает. Не думаешь, что рано или поздно ему это надоест?

– Меня это заботит гораздо меньше, чем то, что теперь сделают с Орденом Праведности.

– Думаю, ничего. Орден уже объявил Александра отступником, преступником, проклятым и самим чертом. Они найдут десятки свидетелей и сотни свитков, где будет сказано, что этот человек давно не имеет с ними ничего общего и прочее, прочее, прочее. Большие игры, в которые я не собираюсь не только играть, но даже ими интересоваться. У меня другая забота – души.

Пугало, сидевшее рядом, не обращало на наш разговор никакого внимания. Оно наблюдало за смазливой молоденькой продавщицей булочек. Девчонка, что тут скрывать, была очень хороша. Жаль, что умерла.