Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – рауграф

Кони сразу пошли галопом, спеша уйти от опасного места. Дженнифер затихла у моей груди, как испуганная птичка, я одной рукой прижимал ее к себе, Бобик по моей молчаливой команде догнал рыцарей, я прокричал:

– Мной было велено ждать за границей ржавчины! Почему нарушили приказ?

Они переглядывались, наконец один ответил нехотя:

– Сэр Фарлонг.

Я поравнялся с сэром Фарлонгом. Уже немолодой и сурового вида рыцарь тоже держится позади, как пастух, подгоняющий овец, чтоб ни одна не пропала, конь его скачет быстро, но не в полную мощь, чтобы не обгонять скачущую массу.

– Сэр Фарлонг! – потребовал я. – Чем руководствовались, когда велели выдвинуться к расщелине в нарушение моего приказа?

Он пригибался на скаку к гриве, спасаясь от встречного ветра, но для ответа сюзерену выпрямился и проговорил со сдержанным достоинством:

– Я взял с собой только троих. Тумана пока не было… а к тому времени, когда появится, вы уже разделаетесь с колдуном. Надеюсь, смерть его была ужасной.

Я изумился:

– Почему вы решили, что обязательно разделаюсь?

– О вас так говорят, – сообщил он. – Вы убиваете всех. У вас твердая рука и каменное сердце. Вы всегда побеждаете.

Я осекся, ничего себе репутация, подумал, сказал нехотя:

– Благодарю за правильное решение, сэр Фарлонг. Счастлив тот сюзерен, вассалы которого не страшатся нарушать его приказы, если у них есть варианты лучше.

Он посмотрел на меня с недоверием, улыбнулся, кивнул. Дженнифер чуть завозилась, устраиваясь поудобнее, тихонько вздохнула. Я поцеловал ее в макушку, сердце взволнованно стучит, словно и оно чувствует тепло моей сестренки, нежный запах и девичью чистоту.

Кавалеров, что были с нею, легко отличить по пышным нарядам, сейчас изорванным и перепачканным, мои же все в полных рыцарских доспехах, оружие не охотничье, а боевое.

Облака в небе погасли, на землю окончательно пала ночь, однако серебряный свет луны озаряет мир, а потом вдали показались огни на башнях Брабанта.

За всю дорогу обратно леди Элинор подъехала к нам только один раз, величественная, недоступная, настоящая хозяйка Брабанта, посмотрела надменно, но губы раздвинула в приветливой улыбке.

– Леди Дженифер?

– Леди Элинор, – ответила Дженнифер.

Леди Элинор кивнула и придержала коня, вокруг нее сразу же прибавилось рыцарей, как ее брабантцев, так и моих северян, гады, предатели, летят на женский запах, как одуревшие мотыльки на сладкое.

Я обнял Дженнифер так, что она счастливо вспискнула, вскинула на меня лучистые глаза.

– Я тебя не спущу с седла, – объявил я. – Прощайся с друзьями, и… нас ждет Геннегау!

Глава 6

Дженнифер молчала, лишь прижималась ко мне всем телом, и я молил Зайчика, чтобы он помедленнее, помедленнее, чуткий арбогастр все понимает, но в то же время нельзя отставать от простых коней, я же не просто его хозяин, но и сюзерен этих земель и всех людей, что поверили в меня и принесли клятву верности.

Ворота распахнули сразу, как только увидели нас в ночи. Отряд галопом ворвался во двор крепости, здесь горят все светильники, а народ ждет с факелами в руках.

Я спрыгнул на землю и бережно снял Дженнифер. На земле она совсем маленькая и хрупкая, подняла голову, в ясных чистых глазах такая любовь и светлая нежность, что теплая волна окатила мою мохнатую зачерствевшую душу и разом сняла с нее толстую кожуру, уже превратившуюся в панцирь.

– Рич… ты прости…

– Прощаю, – сказал я весело, – за все, что натворила, творишь и будешь творить! Собирайся, Дженни. Я заехал из Гандерсгейма по дороге в Геннегау только за тобой. Сейчас тебя ждет самая удивительная поездка в жизни. Зайчик у нас особенный…

Она сказала тихо:

– Ты сам особенный, и все у тебя тоже особенное: конь, пес, меч, твои умения… Только, Рич, я не могу с тобой сейчас поехать. Может быть, потом…

Я охнул, отшатнулся, всматриваясь в ее смущенное лицо:

– Дженни! Что стряслось?

– Да так… не особенно как бы, но изменилось…

– Дженни, что?

Она улыбнулась несколько неловко, вид удивленный, словно сама еще не верит себе и своим словам.

– Когда ты уехал, леди Элинор пригласила меня в свою… комнату, где хранит колдовские вещи. И долго говорила о них, чего никогда не делала. Я не могла понять, зачем рассказывает такое. Наверное, пыталась загладить вину? Не знаю, Рич. Я сперва даже не слушала. Но она старалась общаться, стала непривычно ласковой, а я, чтобы как-то ответить, сделала вид, что и мне интересно, чем она занимается. Я не думала, Рич, что это в самом деле так замечательно интересно!

Я пробормотал, не веря своим ушам:

– Ты?.. Ты увлеклась магией?

Она кивнула, вид смущенный, но глаза радостно сияют.

– Очень!

– А что леди Элинор?

– Рич, ты будешь смеяться, но мы подружились… Ну вот, уже смеешься! Перестань, это правда. Ни она, ни я – не притворяемся. Сейчас помогаю разбирать ее коллекции, там масса удивительных вещей. Я просто не понимала, как это может быть интересно, но теперь меня за уши не оттащишь. И, Рич, я не могу все это бросить!

Я крутил головой, ошарашенный и обалделый, Дженнифер уже перестала смущаться и говорит с напором, убежденностью, какой давно от нее не слыхал.

– Хорошо-хорошо, – сказал я. – Хотя, честно говоря, я просто сбит с толку… Уж не околдовала ли она тебя? Впрочем, тогда постаралась бы заставить уехать… со мной, например. Или нет? Ничего не понимаю, а еще майордомить берусь, гроссграф набитый… Дженни, тебя будет недоставать в Геннегау… Надеюсь, найдешь время хотя бы навестить меня там? А то что-то тревожно у меня в том месте, где душа…

– Рич, – воскликнула она с упреком, – ну конечно же, я буду приезжать! И, надеюсь, часто.

– А я там попробую тебя соблазнить так же, как сумела леди Элинор.

Вокруг нас шумела и гремела железом толпа, везде смех и победные вопли, мелькнуло платье леди Элинор, народ сбегается со всех сторон и с ликованием слушает победные речи, ибо успехи господ – их успехи.

К нам осторожно приблизился Мартин. В полных рыцарских доспехах, что делает редко, ограничиваясь панцирем, почтительно поклонился леди Дженнифер, посмотрел на меня строго и одновременно с восторгом.

– Сэр Ричард, – произнес он с чувством, – поздравляю.

Я отмахнулся:

– Пустяки. Даже драться не пришлось. Так, поговорили, пообщались.

Он широко распахнул глаза:

– Вы его… не убили?

– Ну, Мартин, – сказал я с упреком, – что вы все… Мне уже сказали, что у меня рука не дрогнет, и все такое… А вместо сердца так и вовсе булыжник необтесанный!.. Нехорошо. Я вообще-то гуманист по натуре, хоть и очень глубоко. Но жизнь такая, что не успеешь сказать «мама», как тебя самого загуманистят… Словом, я взял его к себе на службу.