Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — пфальцграф

— Все мы не охотники, — сказал Макс, он все еще оторопело смотрел вслед Псу, — но, когда трубит рог, душа устремляется впереди тела по следу гончих псов…

— Да, — согласился с ним Будакер, он задумчиво смотрел вслед исчезнувшему Псу, — в каждом из нас есть нечто… эдакое…

Он пошевелил пальцами, изображая это эдакое, ибо настоящие мужчины обходятся скупыми словами, вообще в умении живописать есть что-то стыдное, будто актер какой или поэт.

— Есть, — признал и Килпатрик, — сам не понимаю почему, но подстреленный на охоте гусь куда вкуснее откормленного дома.

— Это точно!

— И вообще любая дичь вкуснее…

Я снял с седла бурдюк с молодым вином, одновременно сделал, загораживая своей широкой спиной, еще один и оставил на Зайчике. Пусть видят, что бурдюки не берутся из ниоткуда. А до того, чтобы пересчитывать оставшиеся бурдюки, благородные рыцари не опустятся.

Обед удался на славу, даже леди Беатрисса повеселела и откушала как оленины, как и сомятины. Впрочем, мясо сома мне показалось жестким и невкусным, предпочитаю рыбу помельче, но жевал машинально, оба мы стараемся не встречаться взглядами, слишком много между нами недоговоренностей… К тому же ни она, ни я не хотим, чтобы они прояснились.

Сэр Макс и другие рыцари старались ей услужить и преуспевали как могли, у меня это даже вызывало глухие приступы ревности. Боюсь, леди Беатрисса это замечала, но все с той же милой улыбкой принимала знаки внимания и только в конце обеда мягко поинтересовалась:

— Это король велел вам сопровождать меня? Рыцари переглянулись и, пряча улыбки, поклонились. Макс ответил почтительно:

— Да, это нам оказана такая честь. Она не поняла, в чем допустила ошибку, почему посмеиваются, это видно по глазам, спросила едко:

— Чем-то провинились? Макс развел руками:

— Почему?

— Вас отсылают от двора! Макс покачал головой:

— Осмелюсь возразить, моя леди. Просто у Его Величества все поставлено с ног на голову. Он держит возле себя тех, за кем нужен глаз да глаз, а верным людям позволяет отлучаться.

Второй рыцарь прогудел басом:

— А особо верным поручает важные дела. Она фыркнула:

— Вас он послал на смерть. Рыцарь проворчал:

— Если послал, значит — так надо. Не дело вассала обсуждать приказы самого короля.

Она стиснула кулачки, гнев вспыхнул, как огонь в сухой соломе, я видел, как задержала дыхание, уговаривая себя, что с этими тупыми людьми разговаривать бесполезно. Они верны королю и верны своему сюзерену, который теперь везет ее, как овцу, обратно в его замок. Он полагает, что везет, как свою добычу…

Я понял ее мысли по ее открытому лицу, проговорил с легким вопросом:

— Леди Беатрисса, вы намекнули, что мне, вот такому, в вашем замке не прожить и минуты…

— Намекнула? — удивилась она. — По-моему, я сказала как нельзя яснее.

— Объясните, — попросил я, — дорогая моя леди. Она взглянула с брезгливой жалостью.

— Дорогая, вы правы, но не ваша. А вас так часто били по голове, что вышибли остатки того, что могло бы стать при удачном стечении обстоятельств зачатками мозга?… Впрочем, это участь всех рыцарей… Особенно плохих. Если вам неясно ваше положение, то как вдолбить, что убьют сразу же, как только вы въедете под арку ворот? Все увидят, что возвращается враг.

— Почему, — пробормотал я, — именно враг?

— Потому что это замок барона де Бражеллена!

— Барон убит за измену, — напомнил я. — За измену законной помазанной власти. К тому же не убит, я неправильно выразился, извините за умное слово, а пал в бою, что две большие разницы. Даже можно три. Если уж совсем точно, это случилось на турнире, что можно толковать вообще как несчастный случай.

— Замок принадлежит мне, — сказала она твердо. • Я кивнул:

— Знаю. Но вы… дорогая не моя леди, разве тоже изменница?

Она ответила надменно:

— В любом случае жена должна идти за мужем.

— Хорошо, — произнес я холодно, — что мы не в Индии.

Рыцари сидят притихшие, никто даже не двигается, между нами двумя проскакивают молнии, вот-вот грянет такой гром, что расколет небо.

ГЛАВА 7

В минуты просветления я говорил себе в великом раздражении, что я абсолютнейший дурак, кретин, даже идиот. Единственное, что меня должно интересовать в том замке, это потайная комната герцога Луганера, и потому я сам заинтересован, чтобы добраться туда побыстрее. В моих интересах только это, все остальное — блажь, затмение, бурление гормонов, что в попытке обмануть сознание принимает одухотворенные и весьма изысканные формы.

Дальше отряд двигался без привалов, хотя у водоемов всякий раз останавливались, давали чуть-чуть отдохнуть людям и коням. Брат Бонидерий, как истинный правозащитник, тщательно следил, чтобы воины получали достаточно хлеба и сыра, а насчет вина и пива мы с ним были согласны: такое счастье подождет до прихода на место.

Прямые лучи накалили доспехи, я чувствовал, как по спине сползают струйки пота. Рядом едет сэр Килпатрик, массивный и неподвижный, лицо красное, распаренное, но не ропщет, спокойно переносит тяготы похода, что вовсе и не тяготы, а так, обыденность. А доспехи на нем вдвое тяжелее моих. Плюс кольчуга под панцирем. А под кольчугой еще и толстый войлок.

— Не жарко? — спросил я. — Ты просто герой.

— Жарко, — ответил он просто, — но что делать? Солнце не остановишь.

— Зато можно похудеть, — сказал я.

— Ну да, — ответил он обидчиво, — хоть толстяки и живут меньше, зато едят больше! А как от такой радости отказаться?

— Это верно, — согласился я. — Слушай, что это за птицы все время над нами кружат? Он взглянул коротко, отмахнулся:

— Простые стервятники. Это не глекки, сэр Ричард.

— Глекки?

— Ну да. Стервятники сами по себе, а глекков всегда кто-то посылает. Правда, стервятники бывают опаснее, а глекки никогда не нападают. Но все равно неприятно, когда на тебя кто-то смотрит, а ты ему в морду никак…

Я порылся в памяти:

— А хробойлов кто посылает?

Он посмотрел с великим уважением:

— О, эти куда опаснее глекков!…

— Встречал?

— Слыхал… А вы?

— Подстрелил как-то одну, — ответил я небрежно.

— В самом деле? Как?

— Слишком далеко залетела. Но так и не рассмотрел… Жизнь такая, все время торопимся. Он сказал глубокомысленно: — Торопимся сами ставить на себе крест, а зачем? Придет время, поставят другие…

Впереди затрещали кусты, высокое дерево содрогнулось и мелко-мелко задрожало, словно от удара летящего с горы огромного валуна размером с быка. Я насторожился, рука привычно потянулась к молоту, но кусты распахнулись, будто камыши, и, оставляя за собой поломанные ветки, выметнулся массивный черный зверь с янтарными глазами, в пасти трепыхается крупная рыбина.