Илья Крымов - Драконов бастард

— А чар Марэн…

— Чар Марэн проклят. — Петрианец говорил тихо и ровно, как говорили все до единого члены его ордена, у которых будто были отняты все человеческие эмоции, но его голос все равно легко перекрыл громкий и злой голос мага. — Из его души не получится светозарного меча, и она падет в Пекло, в лапы демонов, и будет источать черный чад во время Последнего Побоища. Сегодня ему представился шанс погибнуть, совершая доброе дело, достойное дело, погибнуть, защищая добро. Если он умрет сейчас, практически мученической смертью, у его проклятой души появится шанс взойти к Небесному Горну и быть перекованной, а затем отправиться обратно в мир и вновь закалиться. Уже во благе, а не в скверне. Лучшая участь, о которой только может мечтать такой, как он. Если же он выживет каким-то чудом, то кто знает, какие еще ужасные деяния совершит в будущем. Оставьте, чар Тобиус, проявите милосердие.

— Ну уж тогда и вы оставьте! Брат Хорас тоже стоял за правое дело, и теперь сразу же…

— В Оружейных Чертогах обретается множество праведников, чар Тобиус. Церкви же нужны праведники здесь, на грешной земле, дабы они сражались против зла и несли тяжелую ношу защитников человечества. Поэтому я сделаю все, чтобы спасти брата Хораса. Чар Марэн — некромант. Лишь смерть способны творить адепты этого проклятого ремесла, лишь убивать живых и тревожить души мертвых могут они…

— Да все некроманты Семи Пустынь не перебили столько людей, сколько замучили в казематах своих цитаделей клирики Петра и Святого Официума! — взорвался Тобиус… и немедленно пожалел об этом.

Шутки тут же закончились, его высказывание встало даже не на грани, это был шаг далеко за грань всех дозволенностей. Он совершил непозволительное в присутствии монаха, обвинил охотников Господних и Святой Официум в убийствах, извратил суть их незаменимой работы, сиречь высказался в поддержку колдунов, ведьм, демонопоклонников и прочих еретиков. Уже этого было достаточно, чтобы на него надели эстрийские перчатки[11] и привязали к столбу над кучей хвороста.

— Не сегодня, — спокойно сказал петрианец. — Не сегодня, но когда-нибудь, не сомневайтесь, Церковь припомнит вам эти слова, чар Тобиус.

Круглые безразличные глаза Ольвеха буравили саму душу мага. Глаза братьев Петра имели один взгляд на всех. И на всё. В стенах Академии шептали, что до пострига неофиты Ордена святого апостола Петра являются обычными мужами и отроками, но после пострига, надев серые робы, они меняются. Что-то происходит с ними, серость, подобная цвету их одеяний, овладевает их душами, тают чувства, лица становятся невыразительными, голоса никогда не звучат громко, и глаза… эти страшные безразличные ко всему глаза, в которых бесконечно горит лишь один огонь — огонь веры. Петрианцев словно отрезают от всех страстей, и одинаковыми глазами они смотрят на мир, единые во взглядах и стремлениях, безжалостные братья Петра.

Хотя такие ли безжалостные?

— Тогда пусть Церковь вспомнит и мои заслуги, — ужасаясь своей наглости, бросил серый маг. — Забияка, Жнец, ко мне!

Големы приблизились и положили свои боевые конечности на плечи хозяина. Тобиус телепортировался прямо к «Кладбищенскому двору».

Когда в ноги ударила земля и лесная теснота сменилась ветреным простором перекрестка, а перед магом возникла бывшая дозорная башня, пришел запоздалый страх, что рядом с монахами магия сработает неточно и Телепортация зашвырнет куда-то не туда… Но обошлось.

— Марэн, ваши защитные чары…

Говорить с некромантом было все еще бесполезно, его тело пока что не погибло, но само это обстоятельство уже являлось подвигом человеческой живучести, и не стоило ожидать большего. Уложив волшебника на траву возле дороги, Тобиус порылся в сумке и вытянул оттуда крохотный фиал, наполненный прозрачной жидкостью насыщенного индигового цвета. Откупорив его, он сделал маленький глоток и сморщился от невообразимой горечи. Слегка заломило виски, шумная волна магического прилива затопила сознание, и запас магической силы пополнился на несколько сотен иоров.

Прикрыв глаза, маг соприкоснулся с ажурной клетью защитных заклинаний, которыми Марэн, уходя, накрыл свою собственность. Он быстро отверг мысль попытаться войти внутрь с некромантом на руках, в надежде что чары примут это за возвращение хозяина и распадутся. Риск того, что на Тобиуса рухнуло бы все, припасенное Марэном для воров, показался серому волшебнику уж слишком большим. Осторожно распутывая нити, расшатывая основы системы и надламывая печати, Тобиус в конце концов снял защиту.

Пришлось втаскивать тело на вершину башни, в кабинет некроманта. Марэн был положен на жесткую дощатую лежанку, покрытую тонкой льняной тканью, а серый маг отправился рыскать по полкам и шкафам. К его разочарованию, оказалось, что хозяин гостиничного двора — никудышный зельеваритель. Никаких редких и ценных ингредиентов, даже стандартный набор трав и порошков не был собран полностью. При таком раскладе стоило благодарить судьбу уже за то, что хотя бы котел имелся в наличии и колдовской очаг исправно горел. Тобиусу пришлось лезть в собственную сумку и доставать коробки из пасти Лаухальганды.

Серый маг беспрерывно варил лекарства и комбинировал противоядия в течение двух суток, попутно поддерживая в Марэне жизнь. К счастью, у него осталось несколько иголок с образцами кислотного яда для создания антидота. На третий день некромант умер, и пришлось пересаживать ему сердце, а заодно и глаза взамен вытекших.

Пробный образец противоядия Тобиус вливал в тело Марэна на протяжении следующих трех дней, после чего проявились побочные эффекты в виде пурпурных язв на правой руке. Взяв образец вещества из язв, волшебник разобрал его состав, изменил формулу антидота и начал вливания улучшенного состава. Повреждения организма были страшными. Что-то Тобиус смог исправить благодаря опыту и целительским талантам, ну а что-то могло исправить лишь время и чудо. Особенно сильно пострадало лицо, и надеяться, что оно когда-нибудь станет выглядеть как прежде, не следовало. Тем не менее Марэн потихоньку выкарабкивался с того света, доказывая, что некроманты — самые живучие из всех волшебников мира.

Прошли полторы недели, в течение которых Тобиус сидел над телом Марэна, неотрывно следя за его состоянием. Однажды ночью налетела гроза, как в тот первый вечер, когда Тобиус пришел в «Кладбищенский двор». Волшебник спустился в погреб, чтобы набрать себе еды, когда во входную дверь громко постучали. Причем не просто громко, а так, будто хотели высадить дверь. Поставив деревянный поднос на стойку, Тобиус подошел к двери. Впускать в зал сырость и холод снаружи, где разбушевалась непогода, не хотелось, но и сделать вид, что никого нет, было нельзя. Он отпер дверь.