Владимир Пекальчук - Жестко и быстро

Так что дед Норман для еще не существующего внука расстарался по полной программе. Сосватав своему сыну такую жену, он вполне резонно полагал, что их дети будут иметь огромные шансы унаследовать Дар своей матери. Увы, титанические усилия обернулись прахом.

Я заметил у двери трюмо и, подойдя к нему, взглянул на свое отражение. Удлиненное, аристократически-утонченное лицо да стройность — вот все, что выдает во мне четвертинку темной крови, ну еще подвижность, может быть. И на этом список полезных черт, унаследованных от матери, заканчивается. А в пассиве — вспыльчивость, для свартальвов весьма характерная. И все.

А в том, что касается магии, — я пошел в отца, полностью и бесповоротно. Убогий первый уровень — мой потолок, единственный уверенный «полезный» навык — зажигание свечи, единственная предрасположенность — пустота.

Но до десяти лет я и подумать не мог, что со мной что-то не так — пока были живы отец и дед Норман. Затем они погибли в автокатастрофе — и я стал балластом Дома еще до того, как высохли на моих щеках слезы. Мать, подняв свой уровень благодаря наилучшим учителям — хотя куда ж там выше? — удрала в Свартальвсхейм еще за четыре года до того, посчитав свою дальнейшую жизнь среди людей бесперспективной. Так что я остался сиротой.

Мои дядя и тетя поначалу относились ко мне хорошо, но их сын, мой двоюродный браг Томас, с годами становился все большим уродом, и в нашем конфликте новый глава Дома, мой дядя, предсказуемо принял сторону своего сына. В конечном итоге это кончилось, чем кончилось.

Каковы мои перспективы? В общем-то есть свои плюсы. Я могу стать лояльным членом Дома и делать то, что скажут. Спецшкола, где из меня сделают штурмовика, спеца по сетям или любого другого специалиста, в чьей работе важна верность, — не самый плохой вариант, если стану труднозаменимым профессионалом — получу привилегии, к примеру, возможность отказаться от брака, который мне не нравится. Или, если не стану, меня сосватают какой-нибудь девице из другого Дома, которая окажется либо некрасивой, либо такой же бездарной, как я, и там, в чужом Доме, у меня по-прежнему не будет никаких прав.

В активе — достаток и роскошь, в зависимости от специальности — спокойная или не очень жизнь, какой-никакой статус в обществе… Так что все могло бы быть не так уж и плохо…

Но я всегда мечтал о свободе, а теперь еще и знаю, какая она — свобода.

Я снова подошел к зеркалу и приблизил к гладкой поверхности свое лицо, чтобы как можно лучше заглянуть себе в глаза.

Глаза — мои. Но такого взгляда у меня никогда не было. Бесконечно чужой — и вместе с тем такой знакомый и близкий. И чувство, будто я вижу собственный взгляд, но из чужих, непривычно широких глаз.

Я подошел к селектору на стене и нажал кнопку вызова.

— Камердинер слушает, — донеслось из динамика.

— Апартаменты Реджинальда Рэмма. Принесите бельевую веревку, будьте любезны.

Однако вместо бельевой веревки черти принесли сестрицу Анну. Она вошла, предварительно постучав, но не дожидаясь ответа, и оглянулась вокруг, отыскав меня глазами.

— Пришла поглядеть, как ты устроился, — объяснила она свой визит. — Что ж, будем знакомы. Я…

— Я тебя помню, сестрица Анна. К слову, хочу поблагодарить тебя за участие, но, на будущее, я не нуждаюсь в суфлерах. Особенно немых.

Анна — моя ровесница, дочь дяди Николаса, и в детстве мы с ней были довольно дружны. Мои о ней хорошие воспоминания основывались главным образом на том, что она, будучи прогрессирующим третьим уровнем с отличными перспективами уже в десять лет, никогда не выпендривалась передо мною, безнадежной единичкой, в отличие от своих братьев, уступавших ей в одаренности и мастерстве. Ничего удивительного: сильные не выпендриваются перед слабыми, это удел слабых — форсить своей силой перед теми, кто еще слабее.

Анна на мою довольно едкую реплику ответила не менее скептическим выражением лица.

— Вижу, особого желания поладить хоть со своей новой семьей, хоть со мной у тебя нет, Реджи. Я тебя совсем другим помнила, но ты сильно изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз, и, кажется, ничему не учишься.

Я кивнул.

— Ты права, я не ставлю перед собой задачу непременно подружиться с кем бы то ни было. Даже с тобой, не восприми как колкость. И если мы поладим — то при условии, что твоих усилий на это будет потрачено не меньше, чем моих, насильно мил не будешь, знаешь ли, дружба и симпатии — это двустороннее явление. А вот что ты имела в виду, говоря, что я ничему не учусь — я не понял.

Анна сделала неопределенный жест.

— Плохо быть на ножах со своей семьей. Ты не ладил всего лишь с одним Томасом, я, правда, не знаю, чего вы не поделили и кто там виноват, но… Вспомни, чем это для тебя кончилось.

Я улыбнулся в ответ:

— Я-то жив и здоров. Ты лучше вспомни, чем это закончилось для него.

Проняло. Анна внимательно смотрела на меня несколько секунд, потом сказала:

— Не надо пускать пыль в глаза. Это не ты его убил.

— Ты права, — согласился я, — но есть кое-что, чего ты не знаешь. Я не убил Томаса по той простой причине, что опоздал. Статуэтка, которой якобы он был убит, — это моя статуэтка, и на место преступления принес ее я. Я собирался расколотить в его комнатах все, что представляло для него ценность, в первую очередь винтажные пластинки, а попадись мне под руку он лично — то и его тоже. Но — пришел, вляпался, офигел, поскользнулся…

— Хм… Как ты собирался с ним справиться? Он вроде как собирался уже сдавать испытание на третий уровень, нет?

— Мне на тот момент было все равно, ты же не думаешь, что я шел к нему со статуэткой совершенно спокойный такой и с планом в голове? Я не хладнокровный убийца, просто кровь темных альвов закипела. К тому же Томас ленился учиться и при своем втором уровне плохо владел техниками как атаки, так и защиты. Потому еще не факт, что смог бы что-то противопоставить грубому физическому удару. Но дело не в том.

В этот момент отворилась дверь и вошел камердинер Михаил, держа в руках моток.

— Ваша веревка, сэр. Простите за задержку — ходил в кладовую за новой.

— Спасибо, Михаил. Это все.

Он повернулся на пятках и вышел, притворив за собой дверь.

— Зачем тебе веревка? — подозрительно спросила Анна.

Хе-хе. Я раскусил вас, родственнички. Михаил конечно же заподозрил неладное и доложил, а сестрица пришла на разведку.

— Сейчас сама увидишь. Хорошо, что дед тебя сразу прислал, не пришлось просить слуг подсобить, а то они бы могли подумать лишнее. — Я взял с кровати подушку, приложил ее к мраморной колонне и сказал: — Вот так ее подержи, пожалуйста.