Евгений Щепетнов - Охотник

Дорога, вначале гладкая, покрытая поблескивающим в лучах солнца неизвестным Сергару составом, через несколько часов закончилась, началась трясучая, гадкая дорога с торчащими из нее крупными камнями и глубокими рытвинами, похожая на все тракты, что пересекали континент в мире Сергара. Там были дороги и получше, но в основном — вот такие, с рытвинами, заполняющимися дождевой водой и жидкой грязью. Ничего нового — деревня есть деревня. В любом из миров.

Они ехали в автомобиле, где, кроме них с Марией Федоровной, было еще двое подручных Андрея. Сам он сидел впереди, рядом с водителем, таким же угрюмым неприятным типом, смотревшим на мать с сыном, как на два куска дерьма.

Коляску засунули в кузов большой машины вместе с остальными вещами, Сергара бесцеремонно, как куклу, бросили на заднее сиденье легковушки, туда же затолкали и Марию Федоровну.

Женщина молчала — бледная как мел. Голова ее безвольно моталась. Она не плакала, ничего не говорила и еле дышала — будто уснула. Сергар тоже молчал — а о чем говорить? Их ограбили, и хорошо, если не убьют. И он знал — шансов никаких. Нет магии, нет ног, нет силы, чтобы положить этих тварей! Если бы он был в прежнем теле, если бы это был он, Сергар, боевой маг, опаленный огнем заклинаний, политый своей и чужой кровью! Не калека Олег, мышцы которого ослабли настолько, что он вряд ли поднял бы и мешок картошки!

Одно радовало — рефлексы, неожиданно, были совсем неплохи. Когда Сергар сегодня метнул нож, он почувствовал единение со сталью, как когда-то, в ином мире.

Зачем он его метнул? На что рассчитывал? Неужели думал, что эти люди испугаются, убегут от инвалида с ножичком?

Нет, не думал. Не рассчитывал. Но не смог сдержаться. Не смог. Ему хотелось броситься на этих людей, доползти и рвать, бить, кусать — пока не убьют!

И скорее бы уж убили… чем так жить. Сергар сразу понял, что Маму обманули. С той минуты, когда эти твари появились утром на пороге квартиры. Когда увидел рожу бандита, смотревшего на него так, будто он, «Олег», был не человеком, а тараканом, недостойным даже того, чтобы испачкать подошву башмака.

Такой взгляд Сергар видел у аристократов, пренебрежительно оглядывающих простолюдинов, а еще у крутых рубак, для которых человеческая жизнь не стоила и медяка — если тому просто хотелось есть или пить. Или взять женщину.

Сергар встречал и тех и других. С первыми он не общался — кто он такой для того, чтобы аристократ принял в свой круг общения? Вторые — с этими все сложнее. Они всегда были рядом. Всю жизнь Сергара. И отличался он от них только тем, что для него жизнь человека не потеряла ценности. Но уже давно Сергар подозревал, что пройдет еще лет десять, и он станет таким же — циничным, жестоким зверем. И ему было наплевать на это.

Дом был очень старым. Его построили не меньше чем лет двести назад. Темный, огромный, двухэтажный, он прогнул землю тяжестью своих бревен, и вокруг него образовалось что-то вроде пологого канала, в котором скопилась дождевая вода, оставшаяся после ночного ливня. В запущенном палисаднике цвели мальвы. Яблони, не так давно отцветшие, усыпаны сотнями завязей, превращающихся в зеленые пупырышки-яблочки, а возле забора торчал сруб колодца, накрытый почерневшей ветхой двускатной крышей. Чирикали воробьи, где-то куковала оголтелая кукушка. Покой, красота. И полнейшее захолустье — до ближайшего городка пятьдесят верст по проселку — непреодолимое препятствие, если у тебя нет автомобиля, и лучше — повышенной проходимости.

— Умирать привезли, негодяи! — неожиданно с ненавистью сказала Мария Федоровна, глядя на то, как из «Газели» наскоро выбрасывают их вещи, вытаскивают стулья, шкафы, мешки. — Как он на второй этаж будет забираться, гады? Вы же знаете — дом старый, внизу живет только скот!

— А чем вы отличаетесь от скота? — холодно ответил Андрей, закуривая сигарету. — Радуйся, что вообще живы, дура. Не вы первые, не вы последние. Натренирует руки, полазит, небось не сдохнет. Пенсию получает — не окочуритесь. Тут все дешево, еще и разжиреете! Чего смотришь, урод?

Сергар подъехал близко, встал всего в шаге от бандита и внимательно посмотрел в его лицо. Тот безмятежно щурился, выпуская дым ровными колечками, и обратил внимание на «Олега» только тогда, когда тот сплюнул на землю.

— Запоминаю тебя, — так же холодно ответил Сергар, глядя в бесцветные, рыбьи глаза мужчины. — Свидимся когда-нибудь!

— Угрожаешь, дурачок? — легко усмехнулся Андрей, щелчком отправляя окурок в лужу под дом. — Советую больше никогда меня не видеть. Это плохо кончается. Иногда — для всей родни дурака. Лес большой, места всем хватит.

— Сынок, отойди! — забеспокоилась Мария Федоровна. — Пусть проваливают отсюда! Я этого так не оставлю! Я буду писать в прокуратуру, в суд!

— Да хоть в Гаагский суд по правам педерастов, — ухмыльнулся мужчина и повернулся к грузчикам, выбрасывающим последний мешок. — Все, закончили? По машинам! А вам не хворать, лохи!

Он снова хохотнул, открыл дверь джипа, и через пять минут обе машины уже пылили по корявой, ухабистой дороге, помаргивая красными огоньками фонарей.

— А кто такие лохи, Мама?

— Мы, сынок, — Мария Федоровна опустилась на траву, прямо у порога, и замерла, сгорбившись, как старуха. — Так бандиты называют тех, кто не может дать им отпор, тех, кого они обманули, у кого отняли все, что смогли. Прости, сынок, дура я старая, дура! Обвели вокруг пальца, как… как…

Мария Федоровна заплакала — тихо, горько, беззвучно. Сергар смотрел на нее, и в душе просыпалась холодная ярость.

«Нет, вы не знаете бывшего боевого мага, а ныне грабера Сергара Семига! Не знаете!»

— Мама, не надо! — сказал он твердо. — Выживем! Пенсия есть, крыша над головой есть — и слава богам!

— Богу! — поправила Мария Федоровна, утирая слезы. — Один у нас Бог, Олежа, один. И опять нас испытывает! Но мы все выдержим, все! — Она снова заплакала, неудержимо, раскачиваясь из стороны в сторону.

— О! Соседи появились! — Из-за ветхого забора, поросшего вьюнком, появился мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, заросший седой щетиной, в засаленной, когда-то белой матерчатой кепке. От него разило перегаром за три шага, а три оставшихся в челюсти зуба щерились в веселой ухмылке, криво желтея в разинутой пасти. Типичный пьяница, коих в любом городе и деревне немалое количество, и выглядят они одинаково, хоть в этом мире, хоть в том. Вечно пьяные, вечно ищущие, где бы похмелиться — Сергар их не любил, хотя и оставлял за ними право творить со своей судьбой все, что они хотят.

— Что от нас хочешь? — мрачно спросил Сергар, в упор глядя на веселого мужичка, продолжавшего улыбаться, будто встретил долгожданных родичей.