Путь гладиаторов (СИ) - Ольга Ружникова
Через пятнадцать лет. Значит, сейчас девочке — четырнадцать. Дать, что ли, Марку Виррину в морду еще раз?
А толку? Всё равно ничего не поймет…
— … А дядя уже привык сам всем распоряжаться. И надумал не отдавать. Сначала-то надеялся — Юлия и так в монастыре умрет. Она в детстве болела много. Но у виргинок режим мягкий. Юлия, наоборот, выздоровела. Вот Поппей и устроил слежку — авось повезет. Я-то откуда знал?
Действительно зол. Но…
— А деньги, тем не менее, у него взял⁈ — наугад оборвал излияния собеседника Тенмар, резко развернувшись к нему.
— За уже оказанную услугу — почему бы и нет? — пожал плечами ненавистник лжи, фальши и подлости сантэйских нравов. — Юлии — уже не легче, тому несчастному — всё равно умирать. А Поппей не обеднеет.
А тебе нужно золото — на новые развлечения. И подкупать слуг в монастырях. Чтобы пропустили к следующей «не умеющей врать».
А разве нет? Сам-то ты не рискуешь ничем!
— И с чего же вдруг ты решил ее спасти? — Анри содрогнулся при мысли, что могло случиться, не увенчайся слежка Поппея Августа успехом.
Бертольд Ревинтер имел привычку все «удачи» устраивать себе сам. Кровавый Пес порядочнее Ревинтера-старшего? Вряд ли. Этому подлости на трех Бертольдов хватит.
— Потому что я против того, чтобы за это убивали! — вскинул голову Марк Сергий. — Даже шлюх в лупанариях!
Правильно. Пусть убивают исключительно ни за что. Как вчера Анри Тенмар — того мальчишку. О чьей гибели «раскаявшийся» патриций даже не вспоминает. Разве что в контексте «ему всё равно умирать».
— Юлия ни в чём не виновата…
Не виновата. И как она смотрела на своего… правильнее сказать — убийцу! — там, в амфитеатре… Полными тоски и боли глазами. На того, из-за кого умирала. И для кого была случайной причудой!
— Куда ты ее денешь, когда спасешь? — грубо уточнил Анри.
Вопрос горе-спасителя явно удивил.
— Она — преступница, приговоренная к смерти, — охотно пояснил ситуацию Тенмар. — А еще — аристократка. С детства жила в монастыре. Ее поймают в мгновение ока. За побег с места казни наказание — более жестокая казнь. Многоступенчатая на площади.
— Ты лучше меня знаешь законы… — явно содрогнулся Марк Сергий.
Мог бы и выучить — в этой стране живешь! С рождения. Анри захотелось встряхнуть патриция так, чтобы зубы клацнули. Как нашкодить, так это все невоевавшие завсегдатаи салонов — первые!
Сейчас еще передумает спасать! Но и выпустить беззащитную девушку на улицы Сантэи, где она станет добычей не стражи, так Призрачного Двора…
— Из-за тебя она лишилась всего. — Если этот салонный шаркун сейчас отведет глаза — в зубы таки схлопочет! — Вот-вот лишится жизни. Она уже семь часов, как замурована заживо! Ты хоть отдаленно представляешь, что это такое⁈
Крис в четырнадцать лет первые недели в тюрьме постоянно задыхался. По ночам спать не мог. Снилось, что за ними пришли — вести на казнь.
А ведь он был не один. И не в склепе — в полной тьме!
— Тенмар! — салонный «боец» довольно неумело попытался сбросить с плеч хватку.
Ага, мечтай! Только дернись — задохнешься.
— Что ты собираешься с ней делать? Тебе есть, где ее спрятать?
— Есть, отпусти, задохнусь! — Отпущенный Марк Виррин попытался отдышаться. — Ну ты и зверь, не сказал бы по тебе… Тебя только против рубийцев ставить. Хоть они и вдвое здоровее! Спрячу на загородной вилле. Потом выдам замуж за кого-нибудь…
«Кого-нибудь» — это кого-то из слуг? И Анри надеялся, что «спаситель» имел в виду вольных. Да, еще вопрос — собирается ли он спрашивать мнение Юлии?
Что Марк Сергий соблазненную и погубленную (действительно погубленную!) им девчонку не любит — яснее ясного. И она ему теперь нужна как прошлогодняя пожухлая листва. Вот только здесь уже Тенмару ничего не изменить.
Белая туника, светло-золотистые волосы, заплаканные глаза. Полный боли взгляд устремлен на Марка Виррина…
«Прости, Юлия, что я больше ничего не могу для тебя сделать. Я — пленный гладиатор, и мое положение немногим лучше рабского. Тебе не следовало верить Марку Сергию. Но ты сама не умела лгать. И, наверное, думала, не умеют и другие».
— Последний вопрос: почему ты позвал меня? У тебя мало слуг?
— Я не решился им довериться.
— Зато решился — пленному эвитанскому гладиатору? — зло съязвил подполковник.
Несчастная Квирина — если в ней больше всех достойны доверия враги страны.
— Ты — офицер и человек чести. Я видел тебя в амфитеатре. Я сам поступил бы так же на твоем месте…
— Не стану врать, что на твоем поступил бы, как ты! — холодно оборвал его Анри. — Ладно, идем.
— Подожди. Я не хочу, чтобы ты считал меня таким же негодяем, как других квиринцев!
С чего он вообще взял, что Тенмар кем-то их считает? «Офицер и человек чести» перед Марком Сергием Виррином душу не распахивал!
Почему на небе — ни единой звезды? Если выйдет хоть одна — даже самая тусклая! — Анри сможет вспомнить, что те же созвездия светят сейчас Эвитану.
Отец, возможно, стоит в этот час у окна. Он часто не спит ночами. А мать никогда не задвигает ставни…
Здесь и сейчас звезд нет — одни газовые фонари. А они совсем не разгоняют мглу в душе.
— Если хочешь, чтобы я не считал тебя негодяем, — спасешь сегодня Юлию. И спрячешь так, чтобы не нашла стража. Никогда. И ни в коем случае не выдашь замуж против ее воли. Если ты не негодяй — всегда будешь помнить о происхождении Юлии.
Раз уж о ее любви забыл напрочь.
— А сейчас — идем. Для Юлии время идет куда медленнее, чем для нас.
2
Квирина — страна контрастов и противоречий. Конечно, и в Словеоне, и в Ормхейме культ Творца — лишь «первый среди равных». Там тоже лишь официально подчиняются Патриаршему Престолу. На деле же — верят в прежних богов.
Но ни словеонцы, ни ормхеймцы — не фанатики. А разнузданная Квирина при всех ее пороках умудряется ненавидеть любого, не соблюдающего каноны местной религии. Что официальной, что побочных…
Что, если вдруг в Эвитане замуруют арестантов заживо в гробнице? И приставят всего трех стражей?
Анри предпочитал думать, что родственники или друзья обязательно отобьют. Его самого отец вытащил бы точно — торчи там хоть рота солдат.
Должны же быть и у Юлии родные!
