Дипломатия наемника (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
— Итак, милые дамы, вы наступаете сомкнутым строем, соблюдая дистанцию, — попытался я руководить.
Куда там! Женщины наступали без моего руководства да так, словно они лет десять ходили в атаки. Не вырывались вперед, не спешили, а шли целеустремленно, словно тяжелая пехота моего покойного дядюшки короля Рудольфа, способная опрокинуть любого противника, включая рыцарскую конницу. А я, хотя и пережил множество войн, впервые в своей жизни не знал — что же мне делать? Как же я не сообразил, что женщина, которая, скажем так, уже не совсем трезвая, способна на многое⁈ Вот вам и весь мой воинский опыт пошел под хвост пушистой скотинке.
Все, что я сумел, так это скомандовать молодым людям:
— Господа рыцари, нас атакуют превосходящие силы противника. Мы не можем принять конный бой — нас просто сомнут. Мы спешиваемся и выбираем место, чтобы нас не смогли обойти с тыла.
Нес я, разумеется, чушь, потому что в этом случае нужна именно встречная атака. И спешиваться ни в коем случае нельзя. Но здесь иное дело. Пьяные женщины окружат парней и начнут их лупить!
Я успел оттеснить моих «рыцарей» в угол, а потом, повернувшись спиной к наступающему «противнику»', раскинул руки крестом, чтобы хоть как-то защитить юнцов.
Ох, что же пришлось пережить и моей спине, и моему затылку. Меня лупили веерами, кулачками. Меня щипали и, даже кусали! А чья-то шаловливая женская ручка умудрилась залезть под камзол, спуститься ниже и даже потрогать самое сокровенное место.
Но к счастью, вдоволь нахохотавшиеся мужья, пришли-таки на выручку графу фон Йоргену, который уже был готов пасть, словно герой прошлых времен.
Слегка усталых, но безмерно довольных дам их мужья рассаживали по местам.
— Камзол и штаны поправь, — услышал я свирепый шепот супруги.
Кэйт, быстренько посмотрев по сторонам — не видит ли кто? Но пока было не до нас. Супруга принялась поправлять мою одежду, злобно шепча прямо в ухо:
— Вот, стоило тебя оставить наедине с женщинами, так ты уже раздеваться стал. Ни стыда, ни совести, да еще и прилюдно.
Ну вот, опять я виноват? И как же тут объяснишь любимой жене, что я не сам себя раздевал?
— Кэйт, да причем же тут я? — попытался я объясниться с супругой.
— Ага, он тут не при чем, — фыркнула Кэйт. Потом пожаловалась: — Я из-за тебя руку отшибла.
— Какую руку? — не понял я. — При чем тут рука?
— Да я свою руку об эту дрянь отшибла, когда увидела, как она… к тебе в штаны полезла. Но почему ты сам ее не остановил? Ничего, я с тобой еще поговорю.
Кэйтрин, давая невинному мужу выволочку, улыбалась, так что со стороны можно подумать, что супруга говорит мужу что-то лестное.
Злая Кэйт, не переставая улыбаться, пошла давать распоряжения слугам, а я только хлопал глазами. И чего это она?
Но нет худа без добра. Молодежь, вдоволь навеселившись, принялась со мной обниматься и наперебой зазывать в гости, а фон Рейн вдруг сказал:
— Граф, я почел бы за честь стать вашим вассалом и оруженосцем!
— И я, — раздался еще один голос. Потом еще и еще.
Пять молодых дворян дружно изъявили пойти под мое знамя, которого у меня даже и не было. Ну что ж, если знамени нет, придется придумать.
Крепко пожав руки своим новоявленным вассалам (не знаю, следует ли считать полноценными вассалами дворян, которым я не давал землю?), но отказываться от такого не стоит. Но и вассалами их пока не следует признавать.
— А я считаю за честь иметь вас в кругу друзей, — выкрутился я, еще раз по очереди пожав руки своим молодым друзьям.
Оммаж они мне приносить не будут, а вот в качестве оруженосцев — пусть служат. И не доспехи чистить, не меч точить — это я никому не доверю, а своими клинками. Герцог Силинг сказал как-то, что в последнее время увеличивается количество дворян, что не желают становиться рыцарями, оставаясь в качестве оруженосцев всю жизнь. А мне ведь теперь свита положена. И в рыцари я имею право своего оруженосца посвятить. А юнцы, коли жаждут стать рыцарями, пусть примут посвящение от самого герцога. Это солиднее, нежели от графа, зато мне мороки поменьше.
Стоп, а ведь земля-то у меня есть. Поместье, пожалованное герцогом, оно не маленькое. Разделить его на пять частей, а каждую из частей отдать юнцам. Вот тут я формально и обретаю право сеньора, дающего землю своему рыцарю. А за землю, разумеется, вассал станет нести службу. А пейзане, которых станет вербовать для меня Мантиз, пусть отправляются на эти земли. Прибыли от земель я, правда, не получу, зато и управляющего не придется нанимать. А еще — все равно бы пришлось нанимать воинов, ежели герцог призовет меня в поход. Так что, я в выигрыше.
Но все это потом, а пока следует подождать четвертой перемены, выпить вместе с гостями, а уже потом приступать к танцам. И нам с Кэйтрин, как хозяевам, придется открывать бал. Авось я еще не разучился танцевать. Ведь тутошний «танец соек», это все равно, что наш «танец дроздов». Глядишь, пока вытанцовываем, моя супруга сменит гнев на милость. И сменит, потому что моя Кэйт далеко не дура и понимает, что здесь нет и намека на пошлое приставание, а кто-то из дамочек решил подшутить. И, скорее всего, не надо мной, а над моей супругой. Фрау, собравшиеся на наш прием, тоже не дуры, а ревность Кэйт можно узреть, не прибегая к услугам мага.
И да, нужно поднять тост за милых фрау, которые сейчас продемонстрировали, что войско, действующее в едином порыве, но бьющееся плечом к плечу, способно разгромить врага гораздо успешнее, нежели отдельные храбрецы, вырвавшиеся вперед. А своим будущим вассалам нужно будет непременно объяснить, что настоящий полководец не мчится с копьем наперевес впереди своего войска, а выбирает удобное место, чтобы этим войском руководить.
Глава седьмая
Наследство бывшего барона
Ночью приснилось, что меня, облаченного в полный доспех, лупят цепами для обмолота зерна. Панцирь только грохочет, отзываясь на каждый удар, а мое бренное тело, в месте удара, начинает зудеть. Первая мысль, когда проснулся — наш доброжил опять за что-то обиделся и напустил на нас с Кэйтрин полчища клопов. Но нет, супруга спит. Потом осознал, что это ноют спина и бока, по которым меня лупили благородные женщины. Вот так вот — и смех, и грех. И ноют уже второй день. Кажется, занимался достойным делом — спасал юнцов от ударов и щипков, а пострадал сам. И Кэйтрин — маленькая мерзавка, вместо того, чтобы посочувствовать, только хихикала и приговаривала — мол, поделом тебе!
А я уже и сам понял, что поделом. Если женщина выпила, да принялась драться (пусть даже и в шутку), а потом вошла в азарт, то лучший, а порой и единственный способ сопротивления — бегство. А когда женщин много, то надобно удирать сразу.
Нет, что-то мне стало грустно. И сон ушел. Так вот и лежал, прислушиваясь к посапыванию Кэйт, жалел себя. А еще страдал. А ведь когда-то я бился с дюжинами вражеских воинов, разрубая им головы, словно яичную скорлупу и удары вражеских палиц сносил, хоть бы хны. А тут, какие-то удары веерами.
И до чего докатился? Воюю с какими-то неумелыми разбойниками, получаю затрещины от дам. Вчера Кэйтрин опять каталась по своим делам, а мне одному было скучно, отправился в город. Прошелся по книжным лавкам, заглянул к оружейникам, к антикварам — ничего интересного. Отправился в харчевню, где повар-таки научился варить приличную каву, так хозяин меня сразу же направил в отдельный кабинет — мол, негоже графу сидеть в общем зале. А я бы даже и посидел и поболтал с народом, но пришлось идти. Положение, чтоб его через кочерыжку, обязывает. Только принялся за ароматный напиток, как ввалились какие-то пьяные солдаты, зашумели, завозмущались, что места мало. Я уж было обрадовался — схожу, разомнусь, но они, вместо того, чтобы попытаться выкинуть графа из отдельного кабинета, вдруг стушевались и ушли.
Нет, с одной стороны, занимать высокое положение в обществе, вроде бы, и неплохо, а с другой — скукотища.
