Люди Льда. Книги 1-47 - Маргит Сандему
— Но я не понимаю, — сказала наивно Силье.
Он уставился на нее, разинув рот.
— Ты хочешь сказать, что не понимаешь символики? Ты никогда не видела, как сбивают масло? Ты сама не сбивала?
— Да, но…
В следующее мгновение обжигающий румянец залил ее щеки, и она побежала прочь. Как это пошло! Как… Бенедикт выглядел рассерженным.
— Ты для меня загадка, маленькая горячая барышня. Да, ты слишком горячая… Но, может быть, ты могла бы мне помочь делать роспись? — сказал он, уловив благоприятный момент после ее похвалы. — Ты можешь раскрашивать этот декоративный орнамент. Ты раньше рисовала красками?
Этого она раньше никогда не делала, но не хотела упустить возможность попробовать сейчас. Он показал ей краски.
Красная краска. Сажа, черная краска, ее не надо употреблять слишком много, иначе роспись будет такой мрачной, художник запретил также смешивать эту краску с другими. Белая известь, медный лазурит, который становился сине-зеленым, ультрамарин и охра. Ей было позволено смешивать краски, только нельзя было пачкать краски Бенедикта.
Немного боязливо она взяла кисть. Заполнить краской первый листик отняло у нее четверть часа — так она боялась, что краска попадет за линию рисунка. Но потом дело пошло быстрее. Они оживленно беседовали об искусстве. При этом Бенедикт висел под крышей церкви и работал над Адамом и Евой с огромными фиговыми листками, а Силье постепенно продвигалась с орнаментом. Она ничего не знала об искусстве, так что Бенедикт говорил и поучал ее, роль, в которой он чувствовал себя очень хорошо.
— Я тебе не наскучил? — спросил он неожиданно.
— Нет, нет! — живо возразила она. — Это так интересно, у меня еще никогда не было такой увлекательной беседы.
Бенедикт поджал губы. «Беседа» было, пожалуй, мало подходящее обозначение для его прерванного монолога.
Когда день закончился, он сошел вниз. Они оба работали так усердно, что забыли съесть взятую с собой еду.
— Вы только посмотрите! — сказал он, отдавая должное ее работе. — Я же знал, что ты сможешь. В твоих листьях чувствуется жизнь. Где ты научилась умению класть тени?
— Я ничего об этом не знаю, — ответила она, немного встревоженная, но в то же время гордая. — Я просто пыталась представить себе, как выглядит листок.
— Завтра ты тоже должна быть здесь со мной, — сказал он поспешно. — «Тетки» позаботятся о малышах, это их только обрадует.
Боже правый, она так радовалась общению со старым человеком, которого знала еще так мало!
Самое главное, что он делал для нее, было, пожалуй, то, что он помогал ей найти почву под ногами. Силье, чужая птица, не годившаяся для жизни на хуторе, открыла для себя другой мир. Может быть, он станет для нее родным?
4
Однако на следующий день Силье не могла поехать в церковь. Одна нога у нее ужасно разболелась, и ей пришлось сидеть дома. Она играла с Суль и выполняла разную мелкую работу, которую могла делать сидя. Она много разговаривала с двумя пожилыми женщинами.
Суль была забавной маленькой девочкой, спонтанной и прямолинейной. В ее поведении не было даже намека на притворство. Если она злилась, то это было действительно так, если радовалась, то радости не было границ. Но никто не понимал, что она говорила. По оценке женщин, девочке едва ли исполнилось два года.
Поскольку нога через день стала выглядеть лучше, Силье настояла на том, чтобы опять отправиться с Бенедиктом. На этот раз они взяли с собой и Суль, чтобы немного разгрузить обеих женщин.
Девочка бегала по церкви и приводила их в отчаяние своей неуемной энергией. Снова и снова Силье приходилось снимать ее с кафедры или галереи, снова и снова ребенок пытался вскарабкаться наверх, к Бенедикту. В конце концов они были вынуждены привязать ее канатом на хорах, это помещение было в то время свободно от всякого реквизита.
Каждый из них расписывал свое, как в прошлый раз. Силье получила на этот раз более трудную задачу, она должна была расписывать нимбы вокруг голов ангелов. Она справилась с задачей блестяще.
— В тебе есть искра Божия, — сказал Бенедикт.
А теперь пойдем, посмотришь на то, что я сделал вчера, когда тебя не было.
Она последовала за ним в один из боковых нефов. На одном из небольших сводов он нарисовал сцены из Страшного суда. Силье увидела именно то, что он хотел ей показать. Это была наполовину сделанная иллюстрация на тему соблазненной девственницы.
Покраснев, она отвернулась. Бенедикт рассмеялся.
— Она похожа на тебя, не правда ли? Лицом. Остальное я должен был только представить себе. Это было не так трудно.
Силье не могла вымолвить ни слова, так она была возмущена. Ей казалось, что картина не отдает должного ее достоинствам. Ее собственный живот гораздо более плоский, а грудь у нее больше, чем у этого… этого урода.
— Я выгляжу не так! — выпалила она.
— Вини в этом себя, — засмеялся Бенедикт. — Ты же не хотела позировать. Но я могу внести изменения. Только скажи мне, что тут неправильно.
Правильным было бы повернуться и уйти отсюда, демонстрируя возмущение. Но Силье казалось невыносимым то, что ее лицо будет сидеть на этом теле грушевидной формы. Тогда она сделала несколько быстрых движений руками над картиной. Бенедикт смотрел одновременно и на нее.
— Да, ты права, ты относишься к типу стройных женщин с красивой грудью и узкими бедрами. Это легко исправить. Но мы должны нарисовать здесь так же Дьявола. Впрочем, он подождет. Сначала мы должны закончить с фельдмаршалом Смерть.
Теперь Силье бывала в церкви каждый день. Она пыталась, как могла, скрывать, что с ее ногой было не совсем хорошо. Суль больше не брали, так как приходилось тратить слишком много времени, чтобы держать ее в руках. И каждый день Силье надевала на себя красивый бархатный плащ. Бенедикт сказал ей как-то во время поездки:
— Ты гладишь плащ рукой, словно любовника.
— Только потому, что бархат такой мягкий, — возразила она.
— Но то, как ты завертываешься в него и вдыхаешь его запах — это тоже как-то связано со структурой материи?
Она выпрямилась на сиденье.
— Я никогда не имела такой красивой одежды, в этом все дело, — пробормотала она взволнованно.
На четвертый день Бенедикт убедился, что Силье так продвинулась в своем уменье, что решил дать ей более трудную задачу. У него было мало времени для работы над росписью. Вскоре церковь должна была снова открыться для службы… Может ли она взять на себя труд расписать
