Сир Доблестный - Дэйв Дункан
Он выглядел слишком юным для интересного рассказа.
— Я? Я — странствующий менестрель. На, — сунув поводья в руки Изумруд, мальчик извернулся, чтобы покопаться в грузе. И хотя Саксон со смирением принял смену руководства, он все же нервно дернул ушами, когда ноги Варта забились в воздухе. Через несколько минут, мальчик снова вернулся на место, сжимая в руке какой-то превосходивший его размерами предмет.
— Это читаррон? — воскликнула женщина.
— Почти... Архилютня. Очень похоже, что матерью её была лютня, а отцом — нерадивая арфа.
Описание было подходящим. Инструмент имел обычные струны кетгута и привычный для лютни корпус в форме половинки груши, инкрустированный латунью и розетками перламутра. Но вместо того, чтобы закончится на шпонках, гриф инструмента тянулся дальше. Фута на три, если не больше. И заканчивался еще одним набором шпонок, которые настраивали второй набор струн — металлический, протянувшийся по всей длине инструмента.
Оставляя Саксона, вполне способного самостоятельно присмотреть за собой, на попечение Изумруд, Варт принялся настраивать свое чудище. Даже на ровном месте подобное могло оказаться чертовски сложной работой. На меленькой, дребезжащей скамье это казалось совершенно невозможным делом. В конце концов, ключи для басовых струн были вне досягаемости юноши. Однако, он настроил странную лютню достаточно хорошо, и вскоре его пальцы затанцевали по струнам, выщипывая мелодию. Он сыграл несколько песен, иногда подпевая, иногда нет.
— Замечательно! — сказала Изумруд, когда мальчик остановился, чтобы снова подергать шпонки. — Ты прекрасный менестрель!
— Лучше большинства.
— Этим талантом ты бы смог больше заработать на жизнь.
Он сочувственно покачал головой.
— Есть более достойные занятия. Хочешь еще что-нибудь?
Она сказала ему играть все, что душе угодно.
***
У брода они остановились, чтобы покормить коня и дать ему попить из сумки на носу. Из тюка, лежавшего в повозке, мальчишка извлек пару пирогов с мясом и небольшую бутыль пива. Эту трапезу он разделил со своей пассажиркой. Он снова сыграл на своей архилютне, делая это гораздо лучше здесь, на ровной земле. Женщина заметила, что он редко использует дополнительные струны. Когда те шли вход, результатом не всегда была мелодия. Это был красивый инструмент, который стоил гораздо дороже, чем парнишка мог бы заработать за годы.
Когда их путешествие возобновилось, Изумруд снова попробовала разговорить мальчика:
— Чем ты занимаешься, если не играешь на лютне и не гоняешь Саксона?
Он неопределенно пожал плечами.
— Работаю.
Ответ был слишком краток для воздушного. Нужна была более тщательная оценка.
— Кто подрезал твои волосы?
Это испугало его.
— Что?
— Все конюшенные выглядят так, словно причесывались вилами. Твоя одежда грязная и ты не умывался с утра. Но эти ногти на руках? Ты не воняешь и не чешешься. Твои волосы стриг умелый парикмахер. Ты говоришь не как конюх. И ты интересуешься вещами, на которые конюхам плевать. Сиром Змем, например.
Он снова вытер грязь, на этот раз, очевидно, пребывая в ярости. Его гнев был направлен на самого себя. Не на неё.
— Иногда я прислуживаю за столом. Винсент очень тщательно следит за ногтями.
Мальчишка лгал, и женщина просто покачала головой.
— И подслушиваю, как господа говорят о вещах, вроде Старых Клинков.
— Давай начистоту, парень! Раньше ты говорил, что встречал сира Змея, одного из самых доверенных людей короля. И... "Винсент"? Ты обращаешься по имени к человеку, который управляет герцогством?
— Это никак не касается... тебя.
— Расскажи мне. Все.
— Ты мне не поверишь, — сказал Варт. Его голос звучал так, словно он пытался одновременно говорить и стискивать зубы.
— Ну уж попробуй. У нас впереди несколько дней.
Мальчик вздохнул.
— Я сбежал из дома, когда мне было десять. Вынужден был. Мой приемный отец пил и бил меня. В конце концов, он забил бы меня до смерти. Или покалечил. Когда-то, меня звали Ват. Ват Хеджбери. Я скитался с блуждающим менестрелем. Он научил меня играть на лютне. Его звали Овейн. Самый добрый старик, которого ты могла бы когда-нибудь встретить. Я немного пел и таскал за ним шляпу. Еще я научился кое-как жонглировать и носил наши спальные принадлежности. Так что я жил с ним не за просто так. Однажды, мы давали представление в замке Фирнисс. Он не очень далеко отсюда. И у Овейна случился удар. Он умер на следующий день. Барон Гримшанк не нашел дела для ученика менестреля. Мне было приказано убраться в другое герцогство. Да побыстрее. С другой стороны, он мечтал о лютне Овейна. Она была очень хорошая. Овейн сказал мне, что я могу забрать её. Но барон, разумеется, не стал слушать, — Варт горестно усмехнулся. — И я проявил больше, чем простое нахальство, боюсь.
— Не разумное?
— Очень глупое. Его высокоблагородие не был слишком добр с вором, представшим перед его очами. У него был ставленник. Траск. Большой, словно буйвол, волосатый скотина. Они называли его Маршал. Однако, он был просто бандит, который делал грязную работу. То есть бил лица крестьянам и пинал ногами бедняков. Гримшанк сказал ему вышвырнуть меня прочь. Идея Траска включала в себя порку хлыстом. Из-за этого я сошел с ума, — мальчишка покосился на неё, а потом добавил, — поэтому я решил вернуть мою лютню. И той же ночью ворвался в дом.
— Ты вломился в замок?
— Так и знал, что ты не поверишь!
Но она верила. Он лгал ей раньше. Но сейчас говорил чистую правду. Может быть, испытывал её способность распознавать разницу.
— Я ничего такого не говорила. Мне решать, стоит ли тебе верить. Когда я услышу все.
Мальчику было приятно. Он усмехнулся и сказал:
— Все станет еще страннее. Замок Фирнисс стоит на выступе утеса. Не то, чтобы этот утес слишком высок. Однако, он достаточно внушителен и крут, чтобы они не беспокоились о страже. Ни пяточка плоской земли. Только скалы. Даже морские налетчики никогда не могли причалить туда. Однако, во время отлива не велика сложность пробраться у основания утеса. Взбираться при лунном свете было немногим сложнее.
Мальчик хвастался, не понимая, что это доминирующий элемент, воздух, помогал ему хорошо лазать по скалам.
— Никому не дано перебраться через стены. Но мне этого и не требовалось... Тот, кто строил замок, сделал уборные нависающими над пропастью трубами. Когда с моря дул ветер — было холодно. Но море достаточно все выскребло, чтобы
