Артем Лунин - Перед бурей (СИ)

Вой глубоко вдохнул. Нащупал поводок своей ярости.

Можно, — сказал.

Из окон на всех этажах рванулся невыносимо жаркий невидимый пламень.

Девушки подавили испуганные вскрики. Парни сглотнули ругательства, Тролль едва не уронил себе на ногу секиру. Чед упал на колени и попятился, скуля.

Это было что-то большее, чем просто огонь. Должно быть, такой пламень заключён в мече Ангры. Металлические цветы решёток "завяли", раскаляясь и плавясь. Всё происходило в удивительной тишине — только лопались стёкла и щёлкали камни, не выдержавшие жара.

Алек стоял в дверном проёме, обрамлённом огнём. Пламя испуганно шарахалось от тёмной фигуры. Юноша повернулся, поток раскалённого воздуха шевелил седые волосы, трепал уже тлеющий край плаща. Казалось, за спиной его раскрылись багровые крылья.

Едва вой отошёл подальше, как ярый огонь, от которого начал оплавляться камень, тут же превратился в обычный ревущий пламень. Скоро тяжело обрушились перекрытия.

Ещё несколько штрихов, и картина внезапного налёта "лесных братьев" была завершена.

Они стояли поодаль, на дороге, ведущей к деревне Проклятых. Симона тихо плакала, глотала слёзы, глядя на Алека с ужасом и почему-то с сочувствием.

— Вот теперь — всё, — сказал тот, избегая её взгляда. — Джонатам, девчонка твоя. В смысле — посматривай, чтобы она не докричалась до кого-нибудь. Придуши там, или оглуши… — он неопределённо повёл рукой.

На первые два предложения Джонатам послушно кивал, на жест дёрнул кадыком, вытаращил глаза и замотал головой. Алек удивлённо уставился на него, глянул на собственную руку. Попытался вспомнить так напугавшее друга движение. Ну да, локоть, кисть… приём, таким сворачивают шеи.

— Ведите коней до нашей деревеньки, — продолжил вой, — так, чтобы можно было заметить след. Там разгружайте и… не знаю, утопите груз, закопайте, но так, чтобы не нашли. Коней заберите или закопайте тоже. А потом отправляйтесь домой.

Я… мы заберём моих и догоним вас.

— Здорово, — оценил Джурай план. — Вот только…

Алек посмотрел на него, и друг осёкся. Даниэл молча передал поводья Вихря. Алек вскочил, кажется, конь его узнал, по крайней мере, возражать не стал. На соседнего солового ловко вспрыгнул Даниэл.

— Как зовут? — поинтересовался у двоюродного брата, оставленного на попечение Джурая.

— Кусака, — ломким голосом ответил Чед.

— Интересно, почему, — Дэн мимоходом хлопнул по морде потянувшегося к его колену коня. — Поскакали?

— Угу, — Алек только кивнул остальным и ткнул каблуками в бока Вихря, тот всхрапнул и взял с места в галоп. Его привычки войя протестовали — что может быть глупее, чем скакать на коне в землях врагов? — но быстрота была важнее.

— Спасибо, — сказал Алек.

— За что? — поинтересовался Дэн.

За то, что не смотришь на меня как на какое-то чудовище, — едва не сказал Алек.

— Что не стал спорить.

— Угу, поспоришь с тобой, с таким грозным, — хмыкнул Дэн. Кажется, он пошутил. Но не только.

— Я не хотел, — сказал Алек.

— Чего не хотел? Быть таким грозным?

— Угу, — буркнул вой.

— Кстати, про грозность, — сказал Дэн, — что там за восточное крыло школы?

— Западное, — ответил Алек. — Да так, ничего особенного.

— Ты правда его спалил?

Вой дёрнул плечом.

…Тогда его заперли в одном из пустых помещений расшалившиеся старшие. А он ещё не умел соизмерять силу. Для кого другого не составило бы ни малейшего труда выбраться.

Когда учителя подоспели, их взорам предстал сидящий на полу мальчишка, размазывающий по лицу слёзы и сажу. Помещение и часть коридора были затянуты дымом, рвущим глотку и слезящим глаза, растресканные закопчённые деревянные панели на стенах вспыхивали искрами и стреляли сучками…

Ну разве это можно назвать громким словом спалил?

Нет. Спалил — это вот так… Алек оглянулся назад, на столб дыма. Друзья с лошадьми и пленниками уже вошли в лес, а за следующим поворотом и выгоревшая каменная коробка скрылась из виду.

Даниэл молчание друга истолковал по-своему.

— Спалил, — вздохнул.

— Угу. До самой кости земли, как Ангра, — огрызнулся Алек, с досадой ткнув пятками Вихря. Тут же придержал — не хватало только запалить. Кони не люди, устают…

Он вообще предпочёл бы пробежаться бегом до самого Дорноха — вот только друг не вой, ему такое испытание… под силу, конечно, но после он будет мало на что годен. Потом, матери и брату может потребоваться конь, да и навьючить что-нибудь… он мотнул головой, прогоняя "бирюческие" мысли. Главное, самим выбраться — а хозяйство дело наживное.

Надо было раньше уговорить, на коленях умолять, заставить силой, наконец!.. Привезти сестру, постоянно упоминать внука, бить на жалость!.. Сейчас Алек проклинал себя за то, что так и не смог найти слов.

Зимой после войны он, оставив беременную жену, отправился в Дорнох. Был определённый риск показаться там — несмотря на декларируемое миролюбие и подтверждение прежних границ, представители церкви могли возжаждать крови Александра за всю ту кровь, что он им попортил.

Обошлось — церковники встретили делегацию воличей настороженно, однако разрешение на торговлю дали и препятствовать встрече Алека с родителями не стали.

А ещё родители Алека считали его… нет, не мёртвым. Захваченным и "обращённым" теми самыми Еретиками, которые жили за лесом и рекой Метой — и в какой-то мере эта участь считалась ещё более ужасной, чем смерть.

Потому, когда сын вдруг явился, у Арагана сначала едва не прихватило сердце. После же он погнал его из дома, посчитав "зачарованным" кошмарными Еретиками. Пришлось убить много времени и усилий, чтобы отец хотя бы согласился поговорить с ним. В этой войне матушка была на его стороне, сразу признав сына и ничуть не сомневаясь в его "адекватности самому себе", как потом витиевато выразился Джонатам. И в конце концов Мариа и Алек уломали упрямого Арагана Доража.

Отец признал в этом возмужавшем, совсем взрослом парне своего сына. Тогда Алек не упомянул — из трусости ли, суеверия, — что и сам скоро станет отцом. Мариа и Араган всё же отказались переезжать к воличам — к Еретикам. Возможно, упомяни он об этом, они оказались бы сговорчивее.

Алек предпринял новую попытку к концу лета. И на этот раз при встрече сам схватился за сердце и бормотал себе под нос: "не верю!..". Мариа родила сына.

Матушка была уже немолода. Александр-младший родился немного недоношенным, но здоровым. О путешествии нечего было и думать. Возможно, будь у них повозки, уютные домики на колёсах — но кто же мог предвидеть, что родители этакое отмочат?..