Николай Ярославцев - Преднозначение

Притянул ее к себе рукой и стиснул так, что она болезненно охнула.

-Не на тебя зол. На себя. – С видимой неохотой, проговорил он. – Пожег их, а радости на душе нет. Одна горечь, словно дурных ягод наелся. Родичей моих чужая смерть не вернет. А когда убивал, думал, забудется и отпустит. На сердце же  и того тоскливей  стало. От того и вицей пригрозил.

Обрадовалась. Заговорил, значит, отпустило. Просто сам еще об этом не догадывается.

-И сечь тебя не собирался… - Провел рукой по, туго обтянутым мягкой кожей портков, ягодицам. – Такую то красоту… и вицей.

Влада придвинулась к нему еще теснее, чтобы ловчее было ему рукой дотянуться до ее красы.

-Ополоумел от ненависти, нашумел, себя им явил. – Продолжал Радогор. – Теперь, если огонь увидели, сторожиться будут. А нам еще сколько дней показывать себя не надо бы.

«Кто бы говорил, что ополоумел! Шагу не сделает просто так, чтобы не угадать, куда его сапог ступит. А когда озлится, так и то видит, о чем другие и не догадываются». – Подумала Влада, блаженно вздыхая под его сильной рукой.

Лежала тихо, не перебивала, давая выговориться. Губы осторожно касались его лица, а пальцы зарылись в волосы.

-Завтра с другой стороны зайдем. – Уже сонно пробормотал он. От Вранова жилья. Заодно и дедко на тебя посмотрит.

Замолчал, засыпая и уже сквозь сон пробормотал.

-От края леса не ждут…

Как уснул, так и проснулся.  Оторвал голову от изголовья и как сроду не спал. Глаза ясные, чистые. Взгляд быстро нашел в поднебесье врана. Поднял с холстины сухарь с куском холодного мяса и заторопился к лошадям.

-До потемок успеть надо, Влада. – Пояснил он княжне. – Круг большой придется делать, чтобы не заметно подобраться.

Нетерпеливо позвал бэра, не забыв проворчать.

-Домом запахло. На месте бурому не сидится.

Влада не спорила. И не то, чтобы помнила о вчерашней угрозе хворостиной, к тому же и оказавшейся пустой. Понимать начала, что закончилась легкая прогулка с ночевками под ольхой или густыми приветливыми ветками. А Радогор приторочил к седлу мешок с припасами и усадил ее на спину Буланки.

-Сколько их было, Радо? – Спросила она, вставая на стременах и вытягивая шею, словно пытаясь разглядеть за плотоной стеной деревьев, слабый дымок от сгоревшего городища.

-Не знаю, не видел. – Скупо отозвался  он. – Двое были у ворот, еще двое выходили… остальные пировали в жилищи. Там и остались.

Влада припомнила, несущих на них из ворот городища, перепуганных коней и похолодела. Если судить по их числу, в городище сгорело не меньше двух сотен человек.

-Может быть. Не считал. Не знаю. – Неловко пробормотал он, услышав ее мысли. – Мы их сюда не звали. Сидели бы у себя в поле, до самой бы смерти дожили.

Слова Радогора показались ей убедительными, хотя и звучали немного странно. Или не привычно. Дома ли, не дома, а здесь как раз и дожили до смерти. Да еще какой! Прямехонько дым до вирия донесет.

-Не донесет! – Глаза Радогора налились стужей. – И нет у них вирия.

-Как нет вирия? – Изумилась Влада, а в ее глазах появилась жалость. – А где же их души живут после смерти?

Радогор с полным равнодушием пожал плечами.

-А кто мне скажет, есть ли у них души? Вынесли из жилища убитых, свалили в кучу у порога и ну пировать. Азве мыслимо такое, если есть душа?

Кони несли их коротким не спешным галопом, не мешая беседе.

-Если живой и сердце бъется, то и душа должна быть. – Убежденно возразила она. - Но только совсем другая. Черная!

Радогор, соглашаясь с ней. Кивнул головой.

-Дедко Вран говаривал, что нет у них не погребения, не погребального костра. Когда кто умрет, увезут в поле и бросят там. Чтобы птицы расклевали, чтобы звери растащили. А что от них останется, то муравьи, жуки или черви догложут. И попробуй, тогда узнай, где душа приют нашла. А когда набольший человек умирает, то жертвы творят людьми. Сгонят их в круг, дадут в руки по мечу и ждут, когда они друг друга поколют, посекут. А тех же, кто уцелеет, сами копьями, либо стрелами побьют.

Говорил спокойно, отстраненно. И от его спокойствия Владу холодом сковало.  Сидела в седле, глядя на него широко раскрытыми глазами, до боли стиснув поводья в руках.

-А если жук навозный ту душу проглотит?

-Старый волхв говорил, что есть место на земле, где поклоняются тому жуку, как богу. И даже дорогу уступают. Великий труженик тот жук, говорят. Вырежут из крепкого дерева или камня и на шею повесят для счастья. А, может, как оберег.

-Навозного? – Удивилась она и рот ладошкой от отвращения закрыла.

Радогор, все с тем же равнодушием. пожал плечами.

-Мы же чтим бэра. Родичем его зовем. А у кого то змея в родичах ходит. Или волк. Или тур.

Влада задумалась. И от усердия чуть губу не прикусила. Но так и не додумалась, почему бы людей, пусть и мертвых, над на съедение зверям оставлять. И прочим гнусным тварям. И уж совсем что – то дельное на языке появилось, когда Радогор глазами заставил ее замолчать и круто завернул в лес. Проехал с сотню шагов и остановил коня.

-Здесь стой! – Свистящим шепотом приказал он. – Затаись за деревом и, если что, самострелом встретишь. Я скоро.

Зажал в левой руке лук и исчез за деревьями. Влада хотела было ринуться за ним, но пока привязывала лошадей и взводила самострел, время ушло. С трудом удерживая слезы обиды, прижалась к дереву. Водя самострелом по сторонам.

Время тянулось томительно. А скоро ей начало казаться, что оно совсем остановилось. И лес застыл. Будто онемев. И птицы замолчали. И только сварливые сороки трещали без умолку в той стороне, где исчез Радогоро. Но вскоре и они замолчали. И звенящая, пугающая тишина обрушилась на нее, до боли сдавив виски.

А лес, вдруг, ожил. Заголосили птицы, стараясь перекричать сорочьи голоса. Коротко, но сурово рыкнул бэр. Но не Ягодка. Его голос она научилась отличать от многих. А в птичьем разноголосье почему – то запуталось лошадинное ржание, хотя их кони терпеливо стояли, переминаясь с ноги на ногу, за спиной. И людские яростные крики. Но это длилось всего лишь миг. Во всяком случае ей так показалось. И лес затих. И только сороки все ни как не хотели успокоиться. Не раз и не два она порывалась броситься за ним следом. Но что – то удерживало ее на месте. Но не страх перед его гневом, в который она к тому же не верила. А вскоре, после того, как все смолкло, появился и он сам. Спокойный и сосредоточенный, словно ходил на лесную прогулку. Только тул был на половину пуст. А на лице и одежде еще свежая кровь. Поняла, что те к кому он так спешил, подпустили его слишком близко. Или сами торопились навстречу смерти. И Радогору пришлось сечь их мечами.