David Eddings - Потаенный Город

– Как же должен я освободить тебя, Голубая Роза? – нетерпеливо спросил Спархок.

– Мы с братом на краткое время должны воссоединиться, сын мой, – отвечал Беллиом, – дабы стать единым целым, каковым были когда-то, – иначе вечно я обречен оставаться в темнице сего лазурного кристалла, равно как и Клааль обречен сохранять нынешний свой чудовищный облик. Во временном нашем воссоединении оба мы получим свободу.

– Воссоединиться? Как?

– Когда достигнет он сей не столь уж и высокой вершины и возрадуется близкой победе оглушительным рыком, должен ты будешь со всей силой метнуть меня в разинутую его пасть.

– Что?!

– С радостью пожрет он меня. Сделай так, Анакха. В миг воссоединения нашего равно я и Клааль освободимся от нынешних наших обличий, и тогда начнется наша схватка. Не промахнись, сын мой, и не подведи меня, ибо это и есть та цель и судьба, для коей я сотворил тебя.

Спархок сделал глубокий вдох.

– Я не подведу тебя, отец, – всем сердцем поклялся он.

Все так же беснуясь и хлеща воздух кожистыми крыльями, Клааль поднимался все выше и выше по фасаду дворцовой башни. Спархок ощутил, как им овладевает странная, ничем не колеблемая отрешенность. Он прямо взглянул в лицо владыке ада и не испытал страха. Дело его – сама простота. Он лишь швырнет Сапфирную Розу в эту разинутую пасть, а если таковой возможности не представится – бросится туда сам, с Беллиомом в вытянутой руке. Он не ощутил ни сожаления, ни даже печали, приняв это твердое решение. Лучше это, чем погибнуть в какой-нибудь бессмысленной стычке на спорной границе, как случилось со многими его друзьями. Эта смерть будет не напрасна, а для воина это – лучшее, на что можно надеяться.

А Клааль лез, алчно стремясь добраться до своего ненавистного брата. Уже не более чем в нескольких ярдах ниже парапета сверкали жестоким торжеством его раскосые глаза, и оскаленные клыки роняли пламя, когда он проревел свой вызов.

И тогда Спархок вскочил на каменное ограждение и выпрямился, держа в вытянутой руке Беллиом.

– За Бога и королеву! – изо всей силы прокричал он свой клич.

Клааль протянул к нему чудовищную лапу.

И тогда Спархок со внезапностью освобожденной стальной пружины нанес удар. Рука его, опускаясь, хлестнула воздух, точно плеть.

– Получай! – крикнул он, швырнув сверкающий синевой камень.

С неуклонностью пущенной стрелы Сапфирная Роза вылетела из его руки в тот самый миг, когда Клааль еще шире разинул пасть, и исчезла в пылающей глотке.

Крылья Клааля, развернутые до предела, на миг застыли, трепеща от страшного напряжения. Гигантская тварь начала распухать, становясь еще громаднее, затем вдруг стала стремительно съеживаться…

И взорвалась.

Сила взрыва сотрясла землю, и Спархок, отброшенный с балюстрады, тяжело свалился на парапет. Он тут же вскочил и подбежал к балюстраде.

Две фигуры, сотканные из света, слепяще-голубая и обжигающе-красная, схватились друг с другом в пустоте, футах в десяти от него. Это была обычная схватка, яростный поединок воли и силы. Фигуры не имели черт и лишь отдаленно походили на человеческие. Раскачиваясь, они сцепились друг с другом, словно борцы на какой-нибудь сельской ярмарке, и каждый всей мощью своей воли и силы пытался одолеть равного ему противника.

Спархок и его друзья, стоявшие у балюстрады, оцепенели в благоговейном страхе, способные лишь не сводить глаз с этой битвы стихий.

А затем двое разомкнули враждебные объятия и замерли, пригнувшись и наполовину вытянув вперед громадные руки. Казалось, бессмертные братья ведут безмолвный, непостижимый разговор.

«Сие падет на твою долю, Анакха, – голос Беллиома в сознании Спархока звучал спокойно и отстранение. – Буде мы с Клаалем продолжим бой, мир сей будет уничтожен, как частенько случалось прежде. Ты принадлежишь сему миру, а потому сразишься за меня. Принадлежишь ты сему миру, и властвуют над тобой ограничения, кои не сдерживают меня. Боец, выставленный Клаалем, подобно тебе, ограничен».

«Исполню я все, как тобой сказано, отец мой, – ответил Спархок. – Выйду я сражаться за тебя, ежели сие неизбежно. Кто же будет мой противник?» Яростный рев донесся снизу, и из руин белесого храма вырвалось живое пламя.

«Се твой противник, сын мой, – ответил лазурный дух. – Клааль призвал его биться с тобой». «Киргон?!» «Именно так».

«Но он же бог!» «А ты разве нет?» Голова у Спархока пошла кругом.

«Загляни внутрь себя, Анакха. Ты – сын мой, и я сотворил тебя, дабы стал ты вместилищем моей воли. Ныне я высвобождаю эту волю и передаю ее тебе, дабы стал ты поборником и защитником сего мира. Восчувствуй же, как проникает в тебя ее мощь!» Словно распахнулась дверь, которая до того неизменно оставалась запертой. Спархок ощутил, что его разум и воля расширились безгранично, когда рухнул незримый барьер, и с этим ощущением на него снизошло немыслимое спокойствие.

«Отныне ты воистину сын мой, Анакха! – с восторгом воскликнул Беллиом. – Твоя воля отныне – моя воля. Отныне все возможно для тебя. Это твоя воля истребила Азеша. Я был лишь орудием твоим. В нынешнем же поединке станешь ты моим орудием. Устреми несгибаемую волю твою к сей цели. Возьми ее в руки свои, и переплавь, и скуй из нее силой разума своего оружие, коим ты сразишься с Киргоном. Если в сердце твоем нет лжи, не устоит он против тебя. Иди же! Киргон ждет тебя».

Спархок глубоко вздохнул и бросил взгляд на площадь далеко внизу, заваленную обломками камня. Живое пламя, что вырвалось из руин храма, сгустилось в сияющий человеческий силуэт, стоявший перед развалинами.

– Приди, Анакха! – прорычал он. – Встреча наша была предсказана еще до начала времен! Сие твоя судьба – будешь ты одарен честью превыше всего пасть от моей руки!

Спархок намеренно отбросил цветистую сложность архаического стиля.

– Не торопись праздновать, покуда не победил, Киргон! – крикнул он в ответ. – Не уходи! Я сейчас приду!

Он оперся ладонью о балюстраду и легко перемахнул через нее.

И замер, повиснув в воздухе.

– Отпусти, Афраэль, – бросил он.

– Ты хоть понимаешь, что творишь?! – воскликнула она.

– Просто сделай, как тебе сказано. Отпусти меня.

– Ты упадешь!

– Нет, не упаду. Поверь мне, я справлюсь. Не вмешивайся. Киргон ждет, так что будь добра, отпусти меня.

Собственно говоря, это был не совсем полет, хотя Спархок был уверен, что захоти он – и полетел бы. Ощущая во всем теле странную легкость, он опускался к руинам храма Киргона. Не то чтобы он лишился веса – скорее, его вес лишился всякого значения. Его воля была сильнее земного притяжения. С мечом в руке, он опускался вниз плавно, как перышко.